За пять лет Привалов узнал о нем только то, что живет он в деревне и любит кинокомедии. Теперь Колька Петров представал перед ним в новом качестве, а потому казался немного странным и неестественным...
Когда сели за стол, был уже вечер, и Виктор Привалов украдкой следил за тем, как снова с необычайной резвостью несется красный шар к земле. Что было ему в этом шаре? Какая его муха укусила? Привалов не понимал.
Они уже выпили по второй, когда пришла Лена. Привалов с удивлением узнал в ней девушку из амбулатории. Но как странно преобразилась она, и как варварски, оказывается, не шел ей белый халат. Он делал из нее сухую и строгую девушку, с претензией на ученость. А вот веселое, яркое платье открывало в ней то, что и было на самом деле: привлекательность, стройную фигуру и добрую, беззащитную улыбку.
— Знакомьтесь, черти! — Колька добродушно улыбался, чувствовалось, что он уже успел захмелеть и теперь любил весь мир. — О тебе я много рассказывал, а это Лена, наша младшая, закончила медицинское училище. Пошла, так сказать, по стопам брата. Ну, выпьем за знакомство?
Лена взяла рюмку, села напротив брата и смело выпила до конца. Это Привалову понравилось. И еще ему понравилось то, как открыто и просто, не скрывая любопытства, она глядит на него. Сам он так не умел, с детства приученный не выказывать своих эмоций. Да и тот круг знакомых, с которым он был связан в жизни, — так не умел. Все что-то и от кого-то прятали, невольно впадая в фальшь и манерность. А здесь было что-то другое, странно волнующее Привалова, и он вдруг поймал себя на мысли, что хочет понравиться этой девушке.
— Ты, Витька, человек талантливый, — теребил его за рукав Колька, навалившись грудью на стол и по своей привычке стараясь заглянуть собеседнику в глаза,— это и в институте все признавали. Ты вот у лучшего профессора в городе работаешь. И правильно. Я ничего сказать не могу — все верно. А вот только скажи, приходилось тебе кесарево сечение по телефону делать, а?
— Как это? — не понял Виктор Привалов.
— То-то же, — обрадовался Колька и лукаво подмигнул сестре, — вот нам с Ленкой приходилось. Этой весной делали.
— Коля, ты бы помолчал, — мягко и ласково сказала Лена. Голос у нее был грудной, обволакивающий какой-то, так что у Привалова от него делалось жарко в груди и хотелось, чтобы все ее слова обращались только к нему.
—- Почему помолчал? — упрямо тряхнул светленьким чубом Колька. — Пусть он знает, что и мы здесь даром хлеб не едим. Ты вот послушай,— повернулся Колька к Виктору Привалову, — в самый ледоход, да еще в проливной дождь, привозят к нам тяжелую роженицу. Катер отправить нельзя, вертолет вызвать — тоже нельзя, что тут делать? Я чуть с ума не сошел. Звоню в город, все рассказываю, там срочно вызывают главного гинеколога, и она мне полчаса втолковывает, как это чертово сечение делается. Выслушал я, вроде бы все понятно. Положил женщину на стол, провели местную анестезию, я за скальпель и — все вон из головы. Бросаю скальпель и бегу к телефону. Наслушался, сделал разрез, а что дальше — опять забыл. И не то, чтобы забыл, а боюсь неправильно сделать. Опять к телефону. Ленка, молодец, догадалась мне трубку полотенцем к уху примотать. Тут дело веселее пошло. И, представляешь, все удачно обошлось. На уровне лучших мировых стандартов. Во, брат, как у нас в деревне бывает...
— Да, интересный случай, — равнодушно кивнул головой Привалов, а сам с мольбою, с неожиданной страстностью думал о Лене: «Ну, скажи что-нибудь, не молчи. Хоть слово».
— Гость, наверное, с дороги отдохнуть хочет, — сказала она и странно на него посмотрела, так, что у Привалова что-то оборвалось внутри и покатилось красным шаром с необычайной скоростью, — а ты тут с разговорами пристал, — укоризненно глянула на брата Лена.
— Что, отдохнуть? — взбурлил Колька. — Да мы еще на реку пойдем. Нам еще столько сказать друг другу надо. Отдохнуть.
Но туг уже Лена оказалась решительной, и Привалов с благодарностью взглянул на нее...
Он долго не мог заснуть. Почему-то казалось ему, что и Лена сейчас не спит, что и она смотрит широко распахнутыми глазами в ночь и чему-то радостно улыбается.
Прошло два дня. Виктор Привалов заметно оживился и уже не говорил о своем скором отъезде. Как-то так само собою случилось, что Коля Петров отошел на второй план, а все вечера, каждую свободную минуту Виктор проводил с Леной. И на реку он пошел с ней, а не с Колей, и о себе Привалов рассказывал Лене, а не своему студенческому товарищу. Впрочем, Коля не обижался, он был по горло занят своими больничными делами: пришла пора ремонта, а стройматериалов не было, не хватало людей. Коля ругался, бегал куда-то жаловаться и ничего не замечал...
На второй день Привалов говорил Лене: