Скуки не было. Вторая книга воспоминаний

Рассказав эту замечательную историю, Толя вздохнул:

— Одиннадцать лет мальчишке. И уже… Ну откуда это у них? Тоже мне, бином Ньютона, — подумал я. Но вслух этого не сказал. Толю я любил и обижать его мне не хотелось.

* * *

Галя Аграновская в недавно вышедшей книге своих воспоминаний рассказывает, что однажды Саша подарил Толе — на день рождения — свою книжку.

Книжка эта, само собой, была — самиздатовская: других в ту пору у него быть не могло:

В темно-красном переплете коленкоровом. На обложке — «А. Галич». На первой странице — «Книга песен. Москва, 1964–1966 гг.»

Вторая страница с таким текстом: «Это стихи. И это песни. Во всяком случае, это песни, которые поются. То, что исполняются они, как правило, под аккомпанемент гитары, — не делает их ни лучше, ни хуже. Просто именно так и для этого — они написаны!»

Третья страница — посвящение: «Ангелине».

Надпись на книге: «Дорогому любимому Толе — учителю от ученика Александр Галич. 7 января 1967 г.»…

— Саша, — сказала я ему тогда, — после слов «учителю от ученика» добавь, что он на гитаре тебя учил играть. А то, если брать будут, как оправдаемся? Детей жалко!

Шутка совершенно в Толином духе. Та же смесь иронии («Надеюсь, ты не подумаешь, что я это всерьез…») с осторожностью («Между нами, мне и впрямь было бы спокойнее, если бы ты написал, что назвал Толю своим учителем только лишь потому, что он научил тебя играть на гитаре».)

Но на самом деле, я думаю, называя Толю своим учителем, Саша имел в виду не только гитару.

Репертуар у Толи был весьма обширный и разнообразный. Даже в те времена, когда он уже стал подбирать мелодии к стихам Пастернака и Ахматовой. А до того он, бывало, исполнял под гитару — а иногда даже и без нее — всякую чепуху: шуточные, ернические какие-нибудь куплеты.

В 60-м, в Малеевке, где мы с ним подружились (познакомились раньше, а сблизились именно вот тогда), катались мы по малеевскому пруду целой компанией на лодке. И Толя пел нам разные свои песенки. В одной из них был такой рефрен:

Север, Юг, Восток и Запад,
Север, Юг, Восток и Запад,
Север —
Ой, Юг!

Когда дело дошло до этого рефрена, Толя сказал:

— Нет! Не могу!

И встав — в лодке — во весь рост, рискуя перевернуть наше утлое суденышко и утопить всех нас в этом малеевском пруду, проделал поясницей и тазобедренным суставом соответствующие телодвижения, коими необходимо было сопровождать этот текст: на словах «Север и Юг» — движение взад и вперед, на словах «Восток и Запад» — вправо и влево.

Пел он тогда блатные и приблатненные песни — и настоящие, подлинные («Парень в кепке и зуб золотой…»), и сочиненные интеллигентами, стилизованные под блатную феню («Ко мне подходит санитарка — звать Тамарка…»).

Иногда это была настоящая блатная песня из воровского фольклора, но, так сказать, инкрустированная интеллигентскими вкраплениями-хохмами:

Сидел я в несознанке, ждал от силы пятерик,
Как вдруг случайно вскрылось это дело.
Пришел ко мне Шапиро, мой защитничек-старик,
Сказал: — Не миновать тебе расстрела…

А кончалось она так:

Квадратик неба синего и спутничек вдали
Сияет мне как слабая надежда.

Насчет «Шапиро» я еще готов допустить, что так было и в оригинале, а вот «спутничек» вместо «звездочка» — это была уже явная Толина отсебятина.

Но больше всех этих ранних Толиных песен полюбился и запомнился мне с особенным смаком исполнявшийся им такой «городской романс»: