Скульпторша

Хэл прижал к губам носовой платок и по рации вызывал подкрепление. Пока он говорил, краем глаза поглядывал на Олив. Теперь он ясно разглядел пятна крови на ее одежде. Его снова одолел приступ тошноты. Господи! ГОС-ПО-ДИ!!! Она действительно сумасшедшая! Но насколько? Может быть, она сейчас снова возьмется за топор, чтобы зарубить и его?

— Ради всего святого, приезжайте быстрее! — кричал он в рацию. — Дело очень срочное!

Сам Хэл оставался в саду. Ему было страшно снова заходить в дом.

Олив флегматично взглянула на полицейского.

— Я не причиню вам вреда. Не надо ничего бояться.

Хэл промокнул платком вспотевший лоб.

— Кто они такие, Олив?

— Моя мать и сестра. — Она невольно взглянула на свои руки. — Мы поссорились.

От ужаса и страха во рту у Хэла все пересохло.

— Лучше сейчас об этом не говорить, — предложил он. По ее толстым щекам покатились слезы.

— Я не хотела, чтобы все так произошло. Мы поссорились. Моя мать очень сильно разозлилась на меня. Мне, наверное, сейчас надо сделать заявление?

Хэл отрицательно покачал головой.

— Можно не торопиться.

Она смотрела на него, не моргая, и слезы постепенно высохли на щеках двумя грязными дорожками.

— А вы сможете забрать их отсюда до того, как вернется домой мой отец? — попросила Олив через минуту или две. — Наверное, так было бы лучше.

Хэл почувствовал во рту горький привкус желчи.

— Когда он обычно приходит?

— Он заканчивает работу в три часа. У него неполный рабочий день.

Сержант механически взглянул на часы. Он пока что плохо соображал.

— Сейчас без двадцати три, — тупо произнес он.

Олив держалась на удивление спокойно.

— Тогда к нему на работу мог бы зайти полицейский и сообщить ему, что произошло. Так было бы лучше, — повторила она. В этот момент они услышали вой сирены. — Пожалуйста. Я прошу вас, — умоляюще произнесла Олив.

Хэл послушно кивнул.

— Хорошо, я сейчас все устрою. Где он работает?

— В компании перевозок «Картерс». Это рядом с доками. Хэл передавал по рации сообщение, когда две полицейские машины с включенными сиренами обогнули угол и притормозили у дома номер 22. По всей улице стали распахиваться двери, из которых высовывались изумленные лица соседей. Он выключил рацию и посмотрел на Олив.

— Я все сделал, как вы просили, — доложил он. — Теперь можете за отца не волноваться.

Большая слеза прокатилась по неровной щеке.

— Может быть, сделать чаю?

Хэл вспомнил кухню и тут же заторопился.

— Лучше не надо.

Сирены стихли, и из машин начали выпрыгивать полицейские.