Скверна

Тиморское плоскогорье – от пропасти и до крепости – опустело. Деревеньки не отзывались ни лаем собак, ни мычанием коров. Все, что можно было убрать на полях, было убрано, а что убирать было рано, оставлено на попечение счастливого случая. Крохотные городишки и одинокие дозорные башни были брошены с открытыми дверями и окнами в надежде, что убийцы не будут раздражены крепкими запорами и поленятся обронить искру на деревянный пол или крышу. Все человеческое и животное, все сбереженное для долгой зимы и долгой жизни, все копилось в горных долинах, где в каждом доме вмещалась не одна семья, а три, а рядом рылись землянки и ставились шатры для еще десятка, если не сотни таких же обездоленных и несчастных. Но все или почти все мужчины, способные держать в руках если не мечи, то хотя бы лопаты и кирки, копились в устье горных долин, у крепости Тимор. Небольшой, но хорошо укрепленный замок стоял на низких утесах, возвышаясь над прилегающим плато на сотню локтей. У его подножия раскинулся сам Тимор, не слишком большой город с узкими улицами и каменными домами, отгороженный от оставленного на разграбление королевства широкой стеной высотой в два десятка локтей. Данную стену можно было бы счесть не слишком серьезным препятствием для врага, но она и выстроена была на камне, и сама была из камня, и плато, уходящее от нее на запад, делало это не сразу, а сначала обрывалось крутым склоном на сотню локтей, с которого зимой катались на бересте тиморские мальчишки. Зимой бы Тимор вообще никого не боялся, залей склон льдом, и бейся против любого врага, но сейчас была не зима. И, кроме этой стены, ничто не прикрывало горные долины. Именно поэтому в ущелье между Медвежьей горой, к которой лепилась большая часть города, и замковыми скалами кипела работа. Старики и подростки под управлением седовласых каменщиков поднимали стену, которая должна была защитить долины в случае прорыва врага в город. Длина стены выходила в четверть лиги, а высота должна была оказаться такой, какой она успеет вырасти, и ежедневные гонцы, говорящие о том, что пятьдесят тысяч свеев прорвались через восточный мост и приближаются к Тимору, только усиливали рвение строителей. Стучали кувалды, укладывались камни, месился лучший раствор, летел гравий в проемы для засыпки, блестели стягивающие стержни и балки, звенели кузнечные молоты. Стена росла на глазах, и только взгляды стариков на крыши родных домов под замковыми скалами и Медвежьей горой порой блестели от слез.

У первой городской стены стояли двадцать тысяч тиморского войска, в котором из пяти человек четверо были не слишком умелыми ополченцами и пятнадцать тысяч воинов, пришедших из Обстинара. Вместе с тремя тысячами стариков и подростков на новой стене оборона Тимора выглядела не так уж плохо – больше тридцати пяти тысяч воинов. Незадолго до самых плохих вестей к ним присоединились четыре тысячи воинов Ардууса под рукой Соллерса Кертуса, что вызвало крики ликования в крепости, и, узнав о том, что пятьдесят тысяч северян вошли в пределы королевства, Армилла, дав по тысяче воинов каждому, отправила своих сыновей вдоль русла Азу в тыл врагу. Один из них должен был взять под охрану исход пропасти, чтобы там не прошел враг. Другому следовало вернуть мост и при необходимости сжечь его. Через крепость в долину продолжали заходить беженцы, и до города уже донеслись вести, что Аэс Кертус с пятнадцатью тысячами войска тоже движется к Тимору, а значит, никто из врагов не должен был уйти из-под крепостных стен. Всех следовало оставить на тиморской земле, и оставить мертвыми. И только после этого пришли дозорные и сообщили, что войско, которое преследовало Аэса и не смогло перебраться через уничтоженный северный мост, все-таки проникло в Тимор.

– Как? – только и смогла произнести Армилла.

– Как кошки, – развели руками дозорные. – Они так и перебрались, ползают по стенам, как мы ходим по земле. И у них катапульты. У Холодных скал нашли место. Там пропасть широка, почти четыреста локтей, но та сторона выше. Они поставили катапульты на скалы, перекинули на нашу сторону канаты, по которым и перебрались. А уж там… Под уклон, да на блоках, кого хочешь перетянуть могли. Лошадей у них, правда, мало. Говорят, проредил им лошадок какой-то конный ардуусский отряд… Но все остальное – в достатке.

– Сколько их? – процедила сквозь зубы Армилла. – От Аэса доносили, что их преследовали тысяч тридцать? Да и тех потрепали?

– Тридцать пять, – был ответ. – К ним присоединились тысячи помощников самого Слагсмала-Вермиса. Того, кто брал замок Обстинар.

– Что же получается? – прошептала побелевшими губами Армилла. – Восемьдесят пять тысяч умелых воинов против наших тридцати пяти? Или же пятидесяти, если считать подходящих к нам воинов Аэса? Четверть всей северной орды? Половина разбойников Слагсмала? Не свеи, а венты и анты, более жестокие, более голодные, более злые?

– Ну, так и свеи не добряки, – буркнул за спиной Армиллы один из дружинных ее покойного мужа.