Скверна

К середине лета Шуманза выгорела полностью, но запах мертвечины не стал слабее. Отряд в сотню пригнанных из Иевуса иури прочесывал развалины и окрестности, выгребал останки несчастных и сбрасывал их в реку. Та сопротивлялась всеми силами; прибивала мертвых к берегам, накапливала горы гниющей плоти на отмелях, пока, наконец, не заполнила трупами русло севернее Шуманзы, близ древних развалин, и не разлилась болотом разложения и смерти. А потом подул северный ветер, забил ноздри тленом и сделал пребывание в лагере на холмах близ дымящихся руин вовсе невыносимым. Иури вскоре от непосильной работы перемерли, а со стороны руин полетели толстые и жирные могильные мухи. Только тогда войско свеев, вентов и антов зашевелилось. Начали сниматься шатры, вьючиться лошади. Одно было непонятно: куда идти дальше? Или настала пора распустить с таким трудом взнузданные орды? Тогда зачем так тщательно делилась добыча и отправлялась со специальными обозами на север в свейские деревни, на восток в антские, на запад – в вентские? Значит, война должна была продолжиться, несмотря на щедрую добычу из Иевуса и Шуманзы? Когда еще морские разбойники умудрялись взять хоть одну анкидскую столицу? И вот, пожалуйста, Иевус разграблен, Шуманза сожжена, великаны рефаимы взмолились о пощаде, попрятались в горных пещерах, недостойные прайды, подчиняющиеся женщинам, перегораживают горные перевалы, Касаду спешно собирает войско, трясется от страха, жаждет союза с вечным соперником – Махру. Аббуту замерла от ужаса, жмется к Тимору и Обстинару, ведь последние вроде бы стали частью Великого Ардууса? Что это за величие такое, не подтвержденное ни былой, ни настоящей славой, если только не о богатствах Ардууса и Эбаббара идет речь? Тогда да, войска под управлением твердого, словно камень, выбритого наголо вента Слагсмала и веселого и страшного свея Джофала готовы признать это величие и покуситься на него, потому что именно свеи, венты и анты заслужили право называться великими, сначала под стенами Иевуса, а потом и под стенами Шуманзы! Отчего же тогда молчат вожди? Отчего хмурятся тысячники и сотники? Или мало почти трехсот тысяч северных воинов, чтобы сковырнуть вирские крепости, все эти атерские бастионы? Разве хоть одна из их крепостей сравнится с древним Иевусом?

Протестов не было, но шепот понемногу обращался ропотом. Советы вождей не собирались, ведь не считать же советами вечерние застолья у бочонка крепкого пития? Но не собирались не потому, что вожди перестали управлять собственными ордами, нет. Их было слишком много, ведь давно известно, что каждая свейская деревня в пять-десять больших домов давала не одного вождя, а нескольких. И если бы не войны, драки, вино и свирепое море, то вождей в тех деревнях было бы больше, чем простых воинов. Но и тех, что оставались, хватало, да только почти все они стали сотниками, мало кто мог набрать воинов для личной тысячи. Но и из тех, кто набрал, – вначале не каждый был готов подчиниться требованиям мастеров, правивших войсками по десять тысяч клинков. Однако как-то так вышло, что уже за первые месяцы строптивцы погибли. Кто получил стрелу в спину, верно, повернулся к врагу не той стороной, кто отравился грязной водой или кислым вином, кто сгорел от неизвестной болезни. А те, кто не был строптивцем, неожиданно для себя познали и хмель победы, и блеск добычи.