Скверна

Стефан кашлянул, и Хирка перевела его:

– Он говорит, что Грааль не может сам воспользоваться вратами. Они… они что-то с ним сделали. После того, как он явился сюда. Они уничтожили его кровь. Сожгли ее, по его словам. Отравили. Я не знаю.

– Серьезно? Для этого ты ему потребовалась?

– Что ты хочешь сказать?

– Новая кровь? Если ты его дочь, то он может использовать твою, так ведь?

Хирка уставилась на него. Неужели стресс совсем сломал его?

– Нельзя использовать кровь других, Стефан.

Стефан вытер окровавленную ладонь о штаны и выругался, когда понял, что сделал.

– Слушай, не знаю, из какого мира вы явились, но смутно догадываюсь, что у вас там каменный век или что-то такое. У вас есть больницы? Медицина у вас вообще есть? Разумеется, людям не обязательно спать друг с другом, чтобы завести детей. И разумеется, можно использовать кровь других! Господи, девочка, людям все время меняют кровь. Раковым больным, например. Больную кровь выливают, а здоровую вливают. Переливание крови? А вы чем пользуетесь? Пиявками? – похоже, у него началась истерика.

Хирку парализовало, и последние силы покинули ее. Она посмотрела на Наиэля.

– Он говорит… – она сглотнула и попробовала начать заново. – Он говорит, что они меняют кровь. В больницах.

Наиэль склонил голову набок.

– Всю до капли? Правда?

Никогда раньше Хирка не видела, чтобы Наиэль узнал от кого-нибудь что-то новое, но это ее не обрадовало.

– Правда, – прошептала она.

Стефан переводил взгляд с Хирки на Наиэля. Он пожал плечами:

– Что? Что я сказал?

Никто ему не ответил. Хирка смотрела вниз. Гнилой огрызок яблока. Битое стекло. Газетная страница с черепом, наполовину закопанным в землю. Смерть. Смерть и гниение. А потом Стефан засмеялся.

– Все так, да? Все дело в этом? – он смеялся все громче. Звук отчаяния врезался в ее тело. – Ты – мешок с кровью!

Хирке не обязательно было знать значение его слов, она все понимала. Смысл был так силен, что прорвал все языковые барьеры. Это самые страшные слова из всех, слышанных ею. Мешок с кровью. Она – мешок с кровью.

Новая кровь для старого зла.

Прямиком в Шлокну

– Ты пробираешься через черный ход, член Совета! – пророкотал Эйрик сверху. – Боишься, что мы тебя не впустим?

Смех хевдинга разнесся по Блиндболу. Его подхватил второй мужчина. Ример посмотрел вверх, не прекращая карабкаться. Как же хорошо услышать голоса имлингов после нескольких дней пути по пустоши.

Горная стена была голой, ухватиться почти не за что. Он полз к расселине, где стояли имлинги, к отверстию в скале над его головой, темному, как выбитый зуб. Ример подтянулся на последний уступ и оказался рядом с хевдингом Равнхова, с волосатым великаном. Его борода подросла – седовласая чаща, которой после Ритуала вряд ли касалась расческа.

Ример вытер пот и окинул взглядом Блиндбол. Черные горы как пальцы торчали из лесной гущи далеко внизу под ними. Он уже стоял здесь раньше. На этом самом месте. Перед тем, как горы побелели, а деревья замерзли. Вместе с Хиркой. Они вместе пересекли Блиндбол после той судьбоносной ночи в башне Всевидящего.

В ту ночь он поцеловал ее. В центре горной стены под плачущим небом. Ее губы, его пальцы в ее мокрых волосах. Его тело встрепенулось от воспоминаний. Ример заставил себя отогнать их. В любом случае она оттолкнула его. Испугалась гнили. Испугалась до смерти, потому что она была дочерью Одина, а он – имлингом.

Эйрик смотрел на него сверкающими голубыми глазами, заглядывая прямо в его тяжелые думы.

– Пошли, – прогрохотал хевдинг. Он опустил руку на плечо Римера, и они зашагали вперед.

– Что я говорил, Инге? Ты мне должен серебро, да?

– Как всегда, – ответил Инге.

– Вы поспорили на мою жизнь? – спросил Ример. – Неудивительно, что в Маннфалле вас называют дикарями.

Эйрик похлопал его по плечу:

– Мы поспорили, пойдешь ли ты по главной дороге или через Блиндбол. Я выиграл, потому что я знаю, что в глубине души ты тоже дикарь, Ример Ан-Эльдерин.

Инге фыркнул:

– Ворононосец, в одиночку, через Блиндбол, посреди зимы? Без охраны? Без повозки? Согласись, логика была на моей стороне…

Ример не возражал.

Они поднялись по каменной лестнице и оказались на плато. Через расселину был переброшен выкрашенный желтой краской мост. Вход в усадьбу хевдинга.

– Инге, скажи им, что Маннфалла прибыла, – сказал Эйрик и отослал соратника, как собаку. – И про серебро не забудь!

Инге сделал жест, который можно было назвать каким угодно, только не вежливым. Ример шел за Эйриком мимо дерева, старой ели, возвышавшейся над высоким залом. Там он сражался с Тейном, сыном хевдинга. Ример позволил ему сохранить лицо. Ради мира. Ради Хирки.

Равнхов изменился. Сосульки свисали с остроконечных торфяных крыш, кучно спускающихся вниз по склону домов. Под ними пролегала извилистая дорога в город. На городской стене Ример разглядел больше имлингов, чем раньше. Они были вооружены. Синие знамена с желтыми коронами развевались на ветру. Обгорелая повозка, наполовину занесенная снегом, стояла у ворот. Перед одним домом лежала груда поломанных щитов. Следы войны.