Я хотел показать, что, несмотря на свою слабость, я все равно чего-то стою. Показать тебе, что я могу отвечать за свою жизнь. Я знал, что ты это уважаешь в людях больше всего, и боялся, что во мне ты так этого и не рассмотришь. Я не смог сказать тебе об этом вслух.
Он лишь посмотрел мне прямо в глаза.
Почему он должен уйти так рано?
Я хотел побыть с ним дольше. Я хотел поговорить с ним. Я хотел рассказать все, о чем молчал многие годы. В конце концов, я хотел остаться с ним здесь.
Но внезапно поезд остановился. Отец крепко обнял меня – крепче, чем когда-либо раньше.
– Я люблю тебя, сынок, – я не слышал этих слов восемь лет.
– И я тебя, – выдавил я в ответ сквозь вновь подступающие слезы.
Он встал, в последний раз посмотрел на меня и вышел на станции.
Я смотрел ему в спину, понимая, что я больше никогда не смогу сказать ему этих слов; я больше никогда не смогу услышать от него этих слов.
Вместе с отцом ушел свет. Я снова остался один в кромешной темноте.
Поезд был пуст. Мы мчались так быстро, что за окном было невозможно рассмотреть ровным счетом ничего. Однако я и не пытался. На самом деле мне было все равно.
Свет мощной фары поезда разрезал темноту. Те немногие пассажиры, которые ехали в нем, по большей части не спали.
Со стороны поезд мог показаться довольно странным, ведь свет горел только в парочке задних вагонов, заметно отличавшихся от остальных, темных и старых. И к чему поддерживать маршрут, который почти не пользуется спросом?
В одном из таких темных вагонов, закрытых с обеих сторон, не было ни единого пассажира, кровати или разделителя – лишь голые серые стены, задернутые занавесками окна и холодный металлический пол.
Два цинковых гроба, расположенных прямо в середине помещения, дрожали и тряслись по мере того, как состав набирал скорость. Дождь издевательски громко бил по тонкой обшивке, создавая впечатление, что на крышу вагона приземляется не просто вода, а целый град из небольших камней, выстукивающих жутковатую мелодию.
Увы, даже этого было недостаточно, чтобы заглушить истошный, наполненный ужасом вой, который доносился из одного из гробов.