Отец схватил Лафета и вытащил из кареты, но братишка, вываливаясь наружу, успел выхватить кинжал и вонзил его отцу в живот. Тот пошатнулся, выпустил негодяя и попятился. Лафет, которого только что вытащили из экипажа, сам нетвёрдо стоял на ногах, а удар моего кулака отшвырнул его назад, к стенке кареты. Не теряя времени, я вмазал ему в лицо локтем, и он сполз на землю.
Мой отец стоял на коленях, схватившись за живот. Между пальцами проступала кровь.
– Беги! – крикнул он.
Стража уже обратила на нас внимание, и медлить было нельзя, а потому я вскочил на место кучера, натянул вожжи и, хлестнув лошадей, закричал:
– А ну, пошли!
Пара перепуганных лошадей сорвалась с места, и экипаж загрохотал по булыжному мощению двора. Спустя какое-то время меня нагнал Рикус. Перескочив на лошадь, я последовал за другом. Мы укрылись в одном из домов на окраине Ролона. Повторять допущенную однажды ошибку мы не рискнули. Решили уйти из города, когда всё утрясётся.
Увы, дурным потоком хлынули вести. Отец скончался от раны, и его смерть приписали мне. Это и опечалило меня и разгневало. Вот уже второй раз кинжал убийцы лишал меня отца, и меня снова несправедливо обвиняли в кровопролитии. Ещё на меня охотились по всему Калиону. Новости о том, как продвигалась охота за бастардом, поступали ежедневно, и недостатка в них не было. Его следы находились повсюду, и вели они на все четыре стороны света. И повсюду бастард творил свои обычные злодеяния: грабил купцов и бесчестил женщин. Все эти новости изрядно меня веселили. Эх, если бы мне и впрямь довелось присвоить себе хоть половину этих сокровищ, не говоря уж о великом множестве женщин, близость с которыми мне приписывали…
Однако новость, связанная с Элоизой, воодушевляла меня куда меньше. Было объявлено о её помолвке с Лафетом. Я захандрил, что не осталось незамеченным моим другом.
– Послушай, бастард…
– Как выяснилось, я вовсе даже не бастард.
– Для меня ты всегда им останешься. Впрочем, прошу прощения, сеньор маркиз. – Рикус встал и отвесил шутовской поклон. – Я совсем забыл, что имею несравненную честь беседовать с отпрыском одного из знатнейших родов империи.
– Так и быть, на сей раз прощаю. Выкладывай свой план.
– Спасая Элоизу от разбойников, ты маленько поторопился и в результате оказался ославлен в качестве лжеца и вора, каковым, впрочем, и являешься. Теперь мы с тобой объявлены вне закона, нас преследуют как преступников, и мы, увы, не располагаем больше свободой, необходимой, чтобы перехитрить мошенников и разорить их. Завершить хотя бы твою месть.
– Неужели твой план сводится к тому, чтобы заболтать меня до смерти?
– Ещё раз прошу прощения, сеньор маркиз. И как это я забыл, что вы, носители шпор, весьма нетерпеливы.
Слушая, как Рикус упоминает титул, который мне надлежало унаследовать по смерти отца, я вспомнил замечание Альведы насчёт того, что и сам он, хоть и объявлен вне закона, по происхождению является благородным сеньором. Я никогда даже не намекал своему другу, что мне известен его секрет.
План Рикуса был простым и одновременно сложным. Деньги, чтобы выкупить всё зерно Калиона, у нас были, а лишить негодяев поддержки короля – тоже хорошая идея. Сказано – сделано: когда мы скупили все свободные запасы провианта, то организовали поджог складов Трибо де Пулена, а организацию народного недовольства отложили на пару дней.
Всё случилось в день свадьбы Элоизы.
Выскользнув на улицу, на первый взгляд одетые как нищие, с оружием, укрытым под рваными плащами, мы направились к рыночной площади, где обычно велась торговля зерном. Там мы застали суматоху и толчею. Огромная толпа собралась перед лотками, ведя отчаянный торг за партии кукурузного и просяного зерна. Цены росли прямо на глазах.
– Богатеи всё скупят, а нам ничего не останется. Мои дети голодают! – закричал Рикус.
– Моей семье нечего есть! – подхватил я. – Чем же я их накормлю?
– Дайте хлеба моим малюткам! – завопила какая-то карга. С виду она была так стара, что «малюток» впору было рожать её внучкам, но её крик тут же подхватили другие женщины.
Народ шумел, и людей на площади становилось все больше. Они, и без того уже заведённые, распаляли друг друга, разжигая ярость злобными возгласами.
С десяток стражников из дворца короля стояли на краю площади в стороне от толпы, растерянно переминаясь с ноги на ногу. Им было не по себе, ведь недовольные превосходили их числом раз этак в пятьдесят. Сидевший верхом офицер приказал своим людям следовать за ним и, раздвигая конём толпу, направился прямиком к нам с Рикусом.
Рикус выковырял из мостовой булыжник и запустил в офицера. Камень угодил ему по шлему. Громыхнул мушкет, и карга, вопившая насчёт своих несчастных малюток, упала на мостовую.
– Убийство! – взревел Рикус. – Убийство!
Его крик был мгновенно подхвачен сотней голосов. На моих глазах людей короля повалили на землю и принялись осыпать яростными ударами.
– Там золото! – заорал Рикус, указывая клинком на дворец. – Золото и еда!
– Золота и еды! – подхватила тысячеголосая толпа.