Скверная кровь

Несправедливое обвинение в убийстве самого лучшего, самого близкого и дорогого мне в этом мире человека ранило куда больнее, чем я мог себе представить. Мне не хотелось никуда идти и никого видеть. Тем более для меня это сейчас было небезопасно.

Я нервно мерил шагами комнату от стола к стене с лежаками, пока перед глазами снова не загорелась надпись-предупреждение о скорой и неизбежной смерти. Я подскочил к открытому окну и увидел Клариссу, что-то шепчущую на ухо какому-то парню. Тот нехорошо усмехнулся и умчался по улице так, будто на нём горели штаны.

Шлюха повернулась и уставилась на окно. Я помахал ей рукой, и на её лице отобразилась смесь вины и смущения, страха и ярости, которая подтвердила мои худшие опасения. Она донесла на меня.

Я высунулся из окна и чуть выше по улице увидел того паренька-бегунка, разговаривавшего с тремя всадниками. Хуже и быть не могло – их предводителем оказался Корин.

Глава 8. Новая встреча с Элоизой

Выбежав из дома через чёрный ход, я припустил по переулку, слыша позади разъярённые крики. Злоба моих преследователей была понятна: во-первых, ловили они меня не один день, а во-вторых, я от них удирал, и люди, готовые продать за серебряную монету родную мать, рисковали лишиться награды.

Безумный побег, инстинкт выживания увлёк меня по направлению к центру города, к главной площади, где жили самые состоятельные горожане. Вообще-то мне следовало убраться из столицы, и чем быстрее, тем лучше, но я ума не мог приложить, как это сделать. До окраины было далеко, а здесь меня могли обнаружить в любой момент.

Мне требовалось убежище, и когда я увидел впереди карету, дожидавшуюся кого-то перед особняком, то долго не размышлял и, воспользовавшись тем, что кучер отвернулся и тряс вместе со слугой в кубке монеты, быстро перебежал улицу и спрятался под дном экипажа.

Но тут голоса преследователей зазвучали совсем близко, меня охватила паника, и я, почти не соображая, что делаю, открыл дверцу и скользнул внутрь.

На два длинных, как скамьи, внутренних сиденья кареты были накинуты длинные, до пола, меховые покрывала. Под обеими лавками имелось пространство для багажа, в тот момент абсолютно пустое. Я бросился на пол, пролез под покрывалом и забился под лавку, свернувшись калачиком за меховой завесой.

Когда голоса снаружи стихли, я ощутил под собой что-то твёрдое, и оказалось, что это доска, которую некоторые местные художники использовали для росписи вроде наших иконописцев с Земли. Я приподнял меховую занавеску достаточно, чтобы получить немного света, и пробежался взглядом по рисунку. Сказать, что сюжет меня удивил, значит ничего не сказать! Обычно на таких досках и в этом мире писали религиозные сюжеты. На этой же неизвестный художник написал сцену страстного поцелуя. Мастер, кем бы он ни был, по праву мог так называться – Мастер. Конечно, я видел молодые прекрасные лица на доске, но прежде обратил внимание на сочные губы целующихся любовников.

Такие сюжеты в Ролон контрабандой привозили из империи. И эти контрабандисты очень рисковали попасться в лапы ловцов. Само по себе хранение фривольных картинок уже являлось серьёзным, наказуемым поступком, но использование для такого творчества доски попахивало куда более страшным обвинением – богохульством!

Тут кто-то окликнул занятых игрой кучера со слугой, велев им забрать из дома и погрузить в карету сундуки. Их шаги удалились по направлению к особняку, я же задумался о том, как быть дальше.

«Выскочить из кареты и убежать? Но куда?» – спрашивал я себя. Однако выбор был сделан за меня. Дверца кареты открылась, и кто-то забрался в неё. Я забился как можно глубже, скрючившись так, что мне трудно было дышать.

Поскольку при посадке седока карета едва качнулась, я понял, что это, скорее всего, не взрослый мужчина, а увидев в щёлочку под меховым пологом оторочку платья и туфельки, убедился, что имею дело с особой женского пола. Неожиданно тонкая белоснежная ручка полезла под мех, стала там шарить, несомненно, в поисках доски с рисунком, но вместо неё наткнулась на моё лицо.

– Не кричи! – взмолился я.

Незнакомка потрясённо охнула, но не настолько громко, чтобы поднять тревогу.

Я отодвинул покрывало и высунул голову.

– Пожалуйста, не кричи. Я попал в беду.

На меня воззрилась та самая девушка, которая встала когда-то между мной и шрамованным щёголем с плетью. Я даже имя его запомнил. Красавица Элоиза тогда обратилась к высокородному наглецу – Лафет.

– Что ты там делаешь? – ошеломлённо пролепетала она.

Я устремил взгляд на её голубые глаза, роскошные локоны и высокие тонкие скулы. Несмотря на опасность, её красота лишила меня дара речи.

– Я принц, – наконец промолвил я, – переодетый нищим.

– Ты полукровка! Я позову слуг…

Я давно не капал в глаза капли Пипуса, и, должно быть, они снова стали голубыми, как у Элоизы.

Когда девушка схватилась за дверную ручку, я показал ей обнаруженную мной доску.

– Это то, что ты искала под сиденьем? Непристойный рисунок, запрещённый ловцами?

Её глаза расширились от смущения и страха.