Скверная жизнь дракона. Книга третья (СИ)

От мысли отвлекла приятная находка. Над скрученными корнями, обёрнутая в серебристую паутину, висела гроздь небольших шариков карамельного цвета, не насыщенного, но и не побледневшие практически до жёлтого. Идеальное время для сбора. Густой цвет означает, что шарики появились недавно и не успели сформироваться, а бледно-жёлтый — что тварь внутри готова вылупится. Если ячейки в сетке паутины четырёхугольные — это кладка гусеницы с вогнутыми внутрь тела сегментами; а если шесть углов — то гусеницы с восьмью сегментами. Не совсем понятно, почему они откладывают яйца около корней деревьев, а не на ветвях. Но есть подозрение, что там наверху идёт невидимая борьба за скверную жизнь и внизу — самое безопасное место.

Я отвязал от пояса костяной нож. Паутина легко режется, практически как трава, но можно разрезать только одну прожилку. В этом и есть сложность добычи бодрящих шариков.

Надо найти два достаточно больших соседних сегмента и разрезать разделяющую перегородку, объединив их. И аккуратно вытащить яйца. Если случайно задеть или, уж тем более, порвать соседнюю ячейку, как паутина станет острой как сталь, моментально скукожится, прижмётся к стволу дерева и разрежет яйца. Но и много яиц таким способом не достать. Максимум — шесть штук, и я всё чаще ловлю мысль, что из костей следующего животного сделаю подобие прихваток: палочек с загнутыми концами, которыми удобно доставать такие шарики.

Но всё ещё не понятно: зачем скверным порождениям нужна столь упоротая защита собственного потомства? До сих пор передёргивает от осознания, что скверные порождения размножаются как всякое другое существо. Извращено и непонятно — но как-то размножаются. Одно известно точно: древни появляются там же, где помер предыдущий. В течение суток из трухи вылезет коричневого цвета росток, а за следующий день — вырастает на всю высоту, распустив ветки в стороны как некий цветок. Ещё бы узнать, как оставляют потомство другие твари скверны, хоть те же кабаны.

Вскоре я наконец вышел на километровую пограничную зону. Если у скверного леса защитником выступает лес с древнями, то луга с травой и кустарником защищает другой луг. И всегда между защитником и истинным владением скверны проходит пограничная зона. В лесу — это местность с лианами на скрюченных деревьях, а на лугах — это зона с редкими пучками красной травы. Благо она ведёт себя как обычная: мне хватило встречи с защитниками луга.

Похожие на дождевых червей с серыми острыми концами и обитая под землёй, они словно чувствуют вибрацию. На вибрацию от моего шага они не реагируют, но стоит посохом задеть землю — как черви тут же выскочат, изовьются и молнией бросятся ко мне. А ещё нельзя наступать на бугорки — под ними сидят черви, и стоит только убрать ногу, как они тут же выскакивают. Да и натыканы эти бугорки практически через каждый метр или два, а иногда и полметра не найдётся.

Иногда с них остаётся кое-что полезное после растворения: мелкие зубы, и редко — серая кожа. Как использовать зубы непонятно, а вот лёгкая и одновременно прочная кожа могла бы пригодиться, но червей крайне трудно добывать. Обычно на постукивание посохом вылезают сразу трое червей, а с таким количеством я не знаю, как бороться. Но сейчас я в пограничной луговой зоне не ради червей, а ради метровых чёрных палок и рамки с вещами.

Сегодня днём, после трёхдневного пути — я пришёл в эту пограничную зону и долго перебирал способы добычи лиан. Притом настолько бесстрашным образом, что моя паранойя сначала громко материлась, а потом махнула на меня рукой.

У резиновых кустов есть особенность. Количество лиан всегда нечётно: три, пять, семь или девять, но в основном пять. Кусты, как и другие порождения скверны не обращают на меня внимания, так что можно спокойно подойти вплотную, взять одну из веток и оттянуть на максимальную длину. А вот дальше могли начаться трудности, если бы в дни подготовки я не уничтожал древней в промышленных масштабах.

Семь. Ровно столько древней потребовалось зарубить, чтобы получить нервную трубку нужной длины. И, как назло, именно с последнего древня получилось достать три трубки трёхметровой длины, и все они после испарения стали нужными мне палками. Одна из них стала мне посохом.

Чуть меньше моего роста, примерно на уровне глаз. За него удобно держаться, а сам посох не так сильно путается в ветвях деревьев. Но главная прелесть в его наконечниках.

Получилось придумать способ контроля над усыханием набалдашников. Теперь на верхней части посоха небольшая выбоина, к которой можно привязать кожаную котомку. Ну а снизу посоха крайне острый штырь, длиной в два сантиметра: и в землю воткнуть, и как копьём воспользоваться.

Ещё я добыл десяток чёрных палок, длиною в метр с четвертью. Их изначально было тринадцать, но во время экспериментов я узнал, что кустарник уж очень бодро отправляет палки в полёт.