Скверно для дела

— Бедная тупица женского рода! — вновь громко с отвращением сказала она себе. — Если ты даже не знаешь, о чем бы не хотела думать, то лучше не думать вообще! — Затем внезапно расхохоталась. — Неплохо сказано! Следует отдать должное!., ах!..

И тотчас в спешке стала приводить себя в порядок, одеваться, выбрав из шкафа старое голубое платье, которое не очень любила. Времени поесть уже не оставалось, но это можно будет сделать и позже, к тому же Эйми еще не проголодалась. Судя по тому, что можно было разглядеть в окно в рано наступившей ноябрьской темноте, на улице моросило, но, оказавшись снаружи, Эйми убедилась, что это настоящий холодный дождь, да еще и с ветром, и решила взять такси, которое, к счастью, удалось поймать еще до того, как она свернула за угол. Напротив здания, принадлежавшего Тингли, на Двадцать шестой улице она отпустила машину; преодолевая леденящие порывы ветра, добралась до входа, толкнула дверь и вошла.

На пороге Эйми задержалась, решив не закрывать дверь, так как света здесь не было. Развалюха лестница терялась где-то в темноте. Затем она вспомнила одно из бесчисленных неудобств этого старого здания — отсутствие настенных выключателей. Осторожно ступая, она направилась в холл, подняв обе руки над головой и шаря в воздухе, пока не нащупала свисающую цепочку, потянула, включила свет, закрыла входную дверь и стала подниматься по лестнице. Звук ее шагов по терпеливым, многострадальным деревянным ступеням громко раздавался в обступившей ее тишине. Наверху Эйми опять пошарила над головой, нащупала еще одну цепочку от лампы, потянула, подошла и открыла дверь в приемную.

И там нигде не было света.

Она с полсекунды стояла как вкопанная, чувствуя, как мурашки побежали по коже.

Дрожь, охватившая Эйми, была следствием рефлекторного сокращения мышц, наступившего вследствие охватившего ее страха, а вот чем был вызван этот страх, объяснению не поддавалось. Мертвая, нахлынувшая на нее тишина была всеобъемлющей, но дядя Артур не всегда бушевал и топал ногами, и не было никаких оснований полагать, что в здании обитали и другие существа, способные производить шум и издавать звуки. Что до отсутствия света, то в этом тоже не было ничего такого, чтобы вызвать тревогу: за время своей работы здесь она не раз убеждалась, что после наступления темноты всегда приходилось пробираться на ощупь: всех работающих у Тингли заставляли экономить электричество.

Тем не менее на сей раз Эйми ощутила дрожь. Ей Даже захотелось в какой-то момент окликнуть дядю по имени, но она удержалась. Однако оставила дверь в холл открытой и вернулась к прежней тактике: по мере того как продвигалась вперед, останавливалась, нащупывала цепочку от лампы, включала всюду свет, пока не миновала лабиринт перегородок и не достигла цели — двери с надписью: «Томас Тингли». Здесь, видимо, ее ждали: свет горел, и дверь была открыта. Как только она вошла, первое, что бросилось ей в глаза, — дяди за столом не было.

Эйми постояла, сделала шаг вперед, и тут, если верить тем, кто утверждает, что жизнь — это сознание, и именно оно определяет бытие человека, — так вот, если верить им, то Эйми перестала существовать.

Она вернулась в «бытие» без малейшего понятия о том, сколько пребывала вне его, подобно улитке, которую водоворотом затянуло на вязкое дно мутной реки и затем вытолкнуло на поверхность. Возвращение к жизни было настолько мучительным, что скорее походило на агонию. Несколько мгновений Эйми еще не была в полном смысле этого слова живым созданием, а просто хаотичным и никуда не направленным потоком нервных импульсов. Затем что-то произошло: ее глаза открылись, но Эйми еще и сама не осознала этого. Вскоре, однако, тот факт, что зрение к ней вернулось, дошел до нее; она застонала и сделала слабую попытку приподняться, опираясь на руку, но ладонь соскользнула — и Эйми снова оказалась на полу, но уже достаточно придя в сознание, чтобы понять, что ладонь соскользнула в лужу крови, а то, что находится от нее на расстоянии протянутой руки, это лицо и горло дяди Артура и что это горло…

Глава 4

Она подумала — если оцепенелое и замедленное восприятие можно назвать мыслью, — что ее парализовал шок от увиденного; но это было не так — сам факт, что подобное могло произойти, оказал на Эйми такое воздействие. В действительности же шок придал ей силы, несмотря на то, что она ушиблась при падении, помог скорчиться, встать на колени и ползти по полу, обогнув лужу крови, туда, где у стены была мраморная раковина. Все еще не поднимаясь с колен, Эйми потянулась, чтобы сорвать с вешалки полотенце, и, прислонившись в поисках опоры к ножке раковины, вытерла полотенцем руку, которая, соскользнув, попала в лужу крови.

Действия, предпринятые Эйми в данный момент, были не вполне осознанными, скорее инстинктивными: просто крови на руках быть не должно, вот и все! Когда она бросила полотенце на пол, то ощутила спазмы в желудке.