Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919

— Я собирал ягоды, — начал он, как бы извиняясь за столь «невоенное» занятие, — вдруг услышал голоса. Я оглянулся и увидел четырех солдат, сворачивающих цигарки. Думал, они из соседнего полка, поэтому подошел к ним и попросил: «Ребята, закурить дадите?» Они дали мне кисет, и мы разговорились, пока один из сукиных сынов не назвал меня товарищем. Я посмотрел ему прямо в глаза и спросил: «Ты из какого полка?» — «77-го пехотного советского полка», — ответил он. Я оторопел, но не подал виду. Только сказал: «Вы, мерзавцы, думаете, что еще служите у красных? Да нет же! Вы мои пленники! Ну-ка, пойдемте со мной!» — «Мы должны вам подчиняться?» — осмелился спросить один из них. Я показал ему кулак и ответил: «Молчать, сукин сын! Ты сейчас в настоящей армии и разговариваешь со старшим сержантом! Отдать ружья!» Они, не сопротивляясь, пошли словно овцы…

Позже пленники попросили, чтобы их оставили служить на бронепоезде. У нас не хватало людей, и командир решил воспользоваться неожиданным пополнением. Под командой старшего сержанта, который считал их своими подопечными, все четверо стали полезными нашему экипажу.

Лояльность отдельного призывника была в известной степени относительной — это часто зависело от обстоятельств. Выбор личный и даже коллективный — служить в рядах красных или белых — определялся не столько убеждениями, сколько условиями, в которых они оказались в данный момент.

Тихим летним утром полк, расположенный на правом фланге от нас, был взбудоражен стрельбой в окопах противника. Когда шум утих, из окопов прибыла группа солдат с белым флагом. Они сообщили встретившему их полковнику, что выступают от имени всего красного полка, желающего присоединиться к Белой армии. Условиями перехода на сторону белых они выдвинули лишь сохранение их полка в качестве боевой единицы и гарантию, что с ними не будут обращаться как с военнопленными. Делегации разрешили вернуться в окопы, а через час она уже возглавила колонну солдат, маршировавших в сторону белых. Солдаты привели нескольких комиссаров со связанными за спиной руками. Всю колонну, пересекшую линию фронта белых, встретили бурными приветствиями. Я разговаривал с солдатами этого полка много раз, но так и не смог выявить в их поведении иного мотива, кроме недовольства начальством.

Массовое дезертирство было нередким явлением. Из-за него Белая армия теряла и приобретала солдат. Как-то вечером наш командир вернулся из штаба дивизии с тревогой в глазах. Он немедленно собрал офицеров бронепоезда и сообщил, что контрразведка раскрыла заговор. Два пехотных батальона белых, занимавших участок фронта, примыкавший к железной дороге, задумали расправиться со своими офицерами и перейти к красным. Мятеж планировался на утро, поэтому менее чем через тридцать минут наш бронепоезд мчался к фронту.

Мы провели ночь примерно в миле от линии фронта. Экипаж ничего не знал о сути полученного задания, но все чувствовали, что происходит что-то необычное, и волновались. Офицеры с трудом сохраняли спокойствие. Даже темнота вокруг, казалось, таила в себе неприятные неожиданности.

За два часа до рассвета командир послал меня связаться с другими воинскими частями, призванными разоружить мятежников. После блужданий в течение часа в темноте я прибыл в штаб во главе с полковником, ответственным за проведение операции. Он сообщил, что позади позиций двух вышедших из повиновения батальонов расположилась пехотная рота с семью пулеметами, ожидается подкрепление. Я доложил об этом своему командиру, мы молча стояли в наблюдательной будке, всматриваясь во тьму. В голове мелькали тревожные мысли: меня беспокоило, раскрыла ли контрразведка заговор полностью, не станет ли мятеж сигналом для наступления красных.

Наконец, холодный утренний ветер стал раздвигать завесу темноты, в серой дымке, словно на фотоснимке, проявлялись одна за другой знакомые приметы местности. Командир взглянул на часы и скомандовал:

— Через десять минут начинаем. Сообщите офицерам, что они должны разъяснить солдатам цель операции. Потом примите под свою команду второй пулеметный вагон.

Передав распоряжения каждому из офицеров, я отправился во второй пулеметный вагон и обнаружил, что солдаты дремлют. Однако первые слова, произнесенные мною, стряхнули с них сон. Коротко я рассказал о поставленной задаче. Прежде чем они осознали опасность ситуации, бронепоезд двинулся вперед. Мы остановились лишь в нескольких шагах от окопов. Я взобрался на сцепление между вагонами и, затаив дыхание, стал ждать сигнала о начале боя. Нервы напряглись до предела: я ожидал криков или выстрелов со стороны противника, который мог обнаружить наше присутствие в любую секунду. От прохладного утреннего воздуха и гнетущей тишины по спине побежали мурашки.