Сквозь эпохи (СИ)

      Легату удалось собраться и убедительно закончить невнятно начатую фразу. Ответив в такой манере, он показал всем присутствующим, что не особо расположен к беседе. Но чтобы не выглядеть совсем хамски продолжил:

      - Ваше предложение касаемо торговли мне интересно и нам будет что обсудить, но только после того, как я закончу несколько важных дел.

      - Разумеется, Ремус. Как только будете готовы, отправьте ко мне посыльного с предложением о времени встречи.

      И как только Цимус перестал говорить, один из посетителей закончил и приступил к части, где задействованы палочка и губка. Как назло, он сидел в дальнем углу туалета и чтобы изучить процедуру подтирания придется смотреть в его сторону намеренно. Здесь не получится смотреть как будто невзначай, если бы он сидел напротив. Тут придется повернуть голову, что наверняка вызовет вопросы: зачем легат Великого Рима разглядывает как незнакомый мужчина вытирает себе задницу.

      Но все оказалось гораздо проще. В глаза легата бросилось, что отверстие было не просто сверху камня, где удобно устроилась его задница, а было сплошным и продолговатым, спускаясь по передней стенке примерно до уровня икр. Достаточно было краем глаза увидеть как губка на палочке проникает через переднее отверстие унитаза как все стало сразу понятно. В принципе, Вадим так и предполагал ее использование. Просто он не сразу обратил внимания на специально предусмотренное отверстие и если бы не решил дождаться кого-нибудь, кто закончит раньше него, то предпочел бы делать это привычным образом стоя, слегка нагнувшись, выставив напоказ всему культурному сословию не самую чистую часть своего тела. После чего разговоры о международной торговле пришлось бы отложить на неопределенный срок.

      - Ну, хоть с местным министром торговли познакомился, - подумал про себя Ремус, ни разу не пожалев, несмотря на то, что пришлось сидеть на холодном камне неприкрытыми частями тела дольше необходимого. Он попрощался с присутствующими и покинул люксовый туалет.

      Исора покорно стояла с краю каменной дорожки, ведущей от здания к улице. Голова ее была немного опущена, а руки смиренно сложены спереди ладонью на ладонь. Издали Исора выглядела довольно хрупкой и худощавой. Скромная стать и опущенный взгляд выдавали ее полную беззащитность. Казалось, что только смирение выступает в роли ее защитника. Смирение было единственным, что у нее не могли отнять. Именно оно придавало какое-то бесстрашие рабыне - настолько смиренного человека просто не сломать. Это невозможно. Он уже заранее принял все возможные унижения и пытки, что его просто нечем напугать. Как истинно верующие во что-то люди невозмутимо, даже с некоторым рвением, добровольно приносят себя в жертву урожаю или встают грудью за Родину.

      Для здешних нравов незаметные, не стоящие внимания рабы были в порядке вещей, но для Вадима эта девушка олицетворяла чуть ли не эталон женственности. Он не видел в ней рабыню. Он не мог даже представить, что можно кому-то, в особенности девушке, приказывать и человек по факту обязан выполнять все, даже самые гадкие и унизительные, прихоти человека, в заслугах которого только то, что он вылез из утробы матери в нужной семье Рима.

      Он видел в девушке молодую, скромную особу с хорошими манерами. В сочетании с красивой фигурой, милым спокойным выражением лица, с легким оттенком удивления и искренней невинной простотой, присутствующими во взгляде, Исора вызывала у Вадима необъяснимое желание добиться ее расположения. Ему хотелось проявить к ней заботу и показать такое отношение, которое она испытывала только со своей мамой будучи совсем малышкой. Сочувствие к юной рабыне, незаслуженно удостоившейся такой участи, будило в нем романтические фантазии: взять ее за руку и бежать далеко отсюда в какой-нибудь, скрытый от всех человеческих путей оазис, и жить только друг для друга, питаясь, в изобилии растущими там фруктами, не тратя времени ни на кого, кроме себя. Он хотел, чтобы она увидела в нем необычного, достойного человека, который своим отношением заслужил бы ее искреннего уважения и доверия. Которому бы она могла открыться как никому в испорченном мире господ и рабов. Которую бы он защищал от невзгод и несправедливости.

      - Вот только с бровями надо что-то сделать, - очнувшись от минутки сентиментальности, подумал Вадим и ухмыльнулся.

      - Мы идем домой, Исора? - добавив немного нежности в интонацию, насторожившей, хотя и не подавшей особого виду, рабыню, спросил он.

      - Да, господин. Как изволите, - в своей привычной спокойной и скромной манере ответила Исора.

      Обратно они шли другой дорогой, пару раз пройдя через узкие переулки. Выходя из последнего такого переулка они оказались на своей улице, а слева на расстоянии двадцати шагов виднелся фасад дома Лукретиуса. Здание совершенно не выделялось в общей массе одинаковых бело-серых домов и только уже знакомая вторая рабыня, делавшая что-то с кусками ткани на фасаде, позволила опознать конечный пункт прогулки по центру Капуи.