Сквозь этажи

— А что тут думать? Запретить это цветоводство, и все!

— О! Наконец-то все ясно!

— Что ясно?

— Ясно, где именно запрещают всякие прекрасные вещи!

Воскресенье

День был такой прекрасный, что сидеть в душной комнате не хотелось. И я решил поехать в парк. Сел в автобус. Люди — словно позолоченные, как святые на иконах: окна автобуса заливало солнце. С торжественным видом подхожу к кассе, пробиваю свой билет. И все так празднично, будто стою я перед избирательной урной и голосую за любимого народом депутата.

Потом в автобус вошел человек, которому захотелось посмотреть наши билеты. Другой человек, пассажир, спросил, зачем смотреть билеты в воскресный день. Человек, который хотел взглянуть на билеты, сказал, что он контролер. Праздничного вида милая девушка, тоже из пассажиров, спросила, зачем контролировать в воскресный день. Контролер ответил, что свое дело знает, жулики, мол, у нас в стране еще не перевелись.

Воскресные пассажиры стали какими-то будничными, а один, у которого лицо стало совсем уж не праздничным, спросил, почему контролер не проверяет по воскресеньям наши дома: вдруг какой-нибудь жулик украдет с улицы мусорную урну и спрячет у себя под кроватью. На это контролер сказал — нечего над ним издеваться, даром что день воскресный.

Тут и моя праздничность улетучилась. Грустно мне стало оттого, что есть еще жулики и что я взял билет, который теперь пропадет. Я вышел из автобуса, бросил билет в урну с мусором, взял урну и отнес к себе под кровать.

Пай

Девочка, сидевшая у матери на коленях, протянула руку к юной даме, которая стояла рядом с их сиденьем.

— Чего тебе? — спросила мать.

— Тете пай! — ответил ребенок.

— Сделай лучше маме пай.

Но ребенок не хотел делать пай матери и по-прежнему тянул руку к юной рыжеволосой даме.

— Ты сделай пай маме, а тете сделает кто-нибудь другой, — предложила мать.

Но девочка прекрасно видела, что никто другой тете пай не делал.

— Тете пай, — потребовала девочка и протянула руку к волосам девушки.

— Тетя не хочет пай, — отрезала мать.

Девушка посмотрела на ребенка и улыбнулась.

— Не хочу.

В этот момент подошла пожилая женщина и покрутила головой:

— Ну что ты скажешь, не разрешает ребенку себя погладить!

Девочка все еще тянула ручку вверх, и весь автобус принялся сопереживать ей.

— Что за человек? — сердился кто-то. — Ребенок хочет выразить свои чувства, а вздорная девица и ухом не ведет.

Другой, в отдалении, пророкотал басом:

— Так вот и портят детей. Подавляют прекрасные порывы, и у ребенка навеки остается заноза в сердце.

Девушка стушевалась и на всякий случай сделала пай ребенку.

— Видали, самой-то нравится гладить других, — проворчала пожилая дама из середины автобуса.

— На этом свете забот-хлопот и без того не оберешься, — твердым голосом возвестил следующий оратор, — почему бы не пойти навстречу ребенку, пока он еще в самом нежном возрасте?

В зловещем гомоне сливались любовь к ребенку, презрение к бессердечным особам, обманутое доверие к людям и злоба по адресу мучителей детей.

— Из-за такого вот отношения ребенок и вырастает равнодушным, холодным человеком, — поведала крайне пожилая дама. — Взять хоть нас самих, — продолжала она. — Мы все насквозь лицемерны, нам и в голову не придет сказать ближним что-нибудь доброе, не говоря уже о том, чтобы погладить их. А ведь все начинается с детства, когда не сбудется какое-нибудь простенькое, трогательное желание.

Всех в автобусе охватила щемящая жалость к самим себе, и все друг за другом подходили к девочке, чтобы та сделала им пай. Так как ребенок не успевал погладить всех и каждого, то решено было, что недостающее восполнит мать. Когда та под одобрительным взглядом ребенка перегладила пассажиров двадцать, водитель остановил автобус и задушевно сказал:

— Люди, как прекрасно это детское тепло! Давайте и мы снова станем искренними и добрыми! — И прежде чем отправиться в путь, он прошел автобус из конца в конец и сделал пай всем пассажирам.

Потом все пассажиры делали пай друг другу. Ребенок все смотрел и удивлялся, но руку уже не тянул, потому что рыжая девушка была где-то далеко и гладила сразу обе щеки вошедшего контролера. Наконец все обласкали своих попутчиков, и в автобусе воцарилась благоговейная тишина.

Тогда ребенок поднял ручонку, снова протянул ее к рыжеволосой юной даме, и народ смахнул слезы умиления.

— Что тебе, деточка? — спросила мать.

— Тете по голове! — потребовало дитя.

Характерный диалог

— Папа, а что делает тот дядя?

— Я возмущен, сын мой! Родной отец идет с тобой рядом, а ты интересуешься чужим дядей!

— Да я потому и спрашиваю, что дядя чужой, а траву топчет нашу.

— Не жадничай… К тому же он не топчет траву, он стрижет.

— Папа, а почему он стрижет зубами?

— Очевидно, не у всех еще есть косилки.

— А почему он так неровно стрижет? Клок тут, клок там?

— Потому что он стрижет — ну, выборочно. Только длинные стебли.

— А почему эту работу надо делать на карачках? Если он плохо видит, пусть наденет очки.

— Стоя не достать: у дяди не такие длинные зубы.

— Папа, дядя зажмурил глаза!