Сквозь игольное ушко. Сборник

Для восстановления сил после болезни Малышев позволил себе еще «на чуточку» увеличить дозу «препарата Х». Правда, теперь все, связанное с ним, делалось им втайне от жены, все-таки это позор, что он не может справиться сам, а прибегает к помощи этого «лжедруга». Хоть и безо всякой уверенности в Любочкином наивном незнании. Скорее – наоборот. Вообще лето прошло для Веньки как-то незаметно. Он продолжал «открывать» для себя Любочку, потому что сама она о себе совсем ничего не рассказывала. Венька пробовал разговорить друзей, в частности словоохотливую Лиану Геннадьевну. И выяснил, например, почему из родных Любочки никого не было на их свадьбе. Оказалось, что из родителей у нее жив только отец, да и тот затерялся где-то в осетинской глубинке. Остальное – как всегда: русская родня со стороны матери не приехала, потому что не желала общаться с родней осетинской, со стороны отца. А те не появились на свадьбе по той же причине. Узнал, что от первого мужа (а Люба до него уже успела побывать замужем) ей досталась небольшая квартира, которую она сдавала. Это и выручало их новоиспеченную семью в трудные минуты, покрывая большую часть затрат на его лечение. Узнал, что жена в свое время окончила Литинститут и вполне могла бы вести литобъединение в его центре, но никогда об этом не упоминала и не жаловалась на свое «семейное служение».

Но самое главное открытие ждало Малышева впереди. Первого сентября, в День знаний, Лиана слегка подвыпила – сначала на банкете в своем институте, затем в Венькином центре. Разболталась, конечно, больше обычного, при всех расцеловала Веньку – «как своего шефа». И одновременно сунула ему в карман какие-то листочки.

– А это – тебе, Венечка, и чтоб никто не догадался! Попробуй узнать автора: чьи это вирши?

Венька сначала не придал значения ее словам. Однако проснулся среди ночи и сбежал от супруги, заперся в туалете, чтобы никто не видел. Примостился там на крышке унитаза – и забыл обо всем. В детстве он так же «срывался» в стихи запрещенного Гумилева, Мандельштама и Блока (кроме поэмы «Двенадцать»). Стихов и было-то всего четыре странички!

Июнь

Пришел июнь. Как мало было мая!

Бесценно лето в северном краю.
Я летом ничего не понимаю,
Я и сама себя не узнаю…
В июне каждый вечер самоцветен,
Воздушный день – хрустально невесом,
И тянет сердце оставаться в лете,
Коротком и пленительном, как сон…
На яркой пленке киноаппарата
Минутным кадром исчезают дни;
И осень нарастает – как расплата
За все, что невозможно сохранить…
За дверью лета наступает осень,
А там – зима затянет холода…
И в волосах уже тускнеет проседь,
Которой раньше не было следа.
Ах, что с того! Июнь – сама беспечность!
Царь лета – сам спешит меня простить.
За дверью жизни притаилась вечность…
Но мы – с июнем! Так о чем грустить?

А дальше:

Июльский бал

Все ворчат, мол, я – с приветом!

На работе – воркотня…
Золотая радость лета
Переполнила меня!
Ни женой мне образцовой,
Ни работницей не стать.
Мир зеленый; цвет пунцовый…
Все иное – суета.
И в семье рукой махнули:
Непутевая судьба!
…В дорогом Дворце июля
Ждут меня на первый бал…
Я в плаще из белых лилий
И в браслетах на руках
Затанцую, как учили,
В золоченых башмачках…
Каждый вечер с этой тайной
Я стремлюсь из дома прочь:
В дорогой Дворец хрустальный,
В мир цветной – из ночи в ночь.
Несомненно, я – с приветом:
Не сидится мне в дому,
Пропадаю в царстве лета,
Земно кланяюсь ему…
На лице – дыханье сада,
Запах меда – на губах.
Никого ругать не надо:
Сами слышали – судьба!

Венька перевернул страничку.