Сквозь игольное ушко (сборник)

На следующий, послепраздничный, день друзья нашли Веньке «знающего хирурга», который по блату пристроил его на «обширный рентген». Подогнали транспорт, и окрыленный вчерашним флиртом Венька, упираясь одной ногой, взгромоздился на костыли – и разлегся на заднем сиденье…

Еще по пути в больницу оптимисту Веньке пришлось сделать сразу два неприятных открытия. Первое: едва он начал активно передвигаться, сместились, видимо, переломанные кости таза, защемился нерв, и тело пронзила такая боль, по сравнению с которой ноющие неполадки на вытяжке казались просто детским садом! И второе: все соседи и случайные прохожие воспринимали его буквально как выходца с того света. Даже советовали «вызвать родных для такого случая» – не уточняя, правда, какого. До больницы на Коломенской и Венька, и водитель, старавшийся вести машину как можно мягче, добрались уже на нервах. А когда в рентгеновском кабинете опытная пожилая рентгенолог, рассматривая снимки, назвала его «бедным мальчиком» – настроение Веньки упало капитально. Ему сделалось хуже – голова закружилась, в глазах потемнело. Ехать обратно на заднем сиденье со своим защемленным нервом он, конечно, не мог. Пришлось отправлять его на «Скорой» – и со спасительным и желанным укольчиком! В таком состоянии Малышев до дома доехал спокойно, даже благополучно выгрузился, правда, на носилки. Занесли его, как и в самый первый раз, «вручную». Дома уже ждал «знающий хирург» и взялся за снимки. Тут-то и услышал Венька впервые слово «вертлуга» и «вертлужная впадина». Насколько он понял хирурга, в его тазовых костях и в бедренном суставе пока еще полный ералаш.

Хуже всего было то обстоятельство, что вынуть вбитую вовнутрь таза головку бедренной кости и закрепить ее в суставе не позволяло раздробление той самой «вертлужной впадины». Пока она не зарастет – цеплять головку кости просто не за что. А зарастать она может и полгода, и даже год! А вот злополучный нерв защемил металлический штырь, поставленный сразу после травмы. Он, как пояснил хирург, держит дополнительные отломки кости, и не раньше чем через полгода его можно будет сменить, вытаскивая и закрепляя вбитую головку.

– Может, и найдется хирург, способный поставить металлическую пластину вместо раздробленной вертлуги, – с виноватым видом объяснял «знающий специалист», – я обзвоню всех, кого знаю. Если кого-то найду – обязательно свяжусь с вами! А пока занимайтесь посильной гимнастикой, чтобы не атрофировались здоровые мышцы!

С тем он и удалился. А Венька впал в такую депрессию, с которой в жизни еще не сталкивался. Собственно, и ситуации такой никогда еще не было! Дескать, утритесь, господин Малышев, лежать вам с этим нервом в койке, как египетская мумия, минимум полгода, получая свои тридцать процентов по больничному. И не факт, что за эти полгода не атрофируются мышцы здоровой ноги!

Этим вечером, закрыв от бабы Мани двери своей комнаты, Венька впервые плакал. И не «скупыми мужскими слезами» – плакал по-настоящему, по-детски. Плакал оттого, что никогда больше не вернется в обычную жизнь…

А на следующий день восстала баба Маня. Старушка решительно заявила, что «прикована к больному», не видит «никого из подружек» и вообще «одичала» с молчаливым Малышевым. Потребовала пригласить в гости «старую подружку Таньку». А когда они созвонились с Танькой, та сама предложила захватить с собой мужа, мол, поможет заодно снять и застирать занавески. Уже через час-другой вся веселая компания оказалась в сборе.

…Гудели они дня три. Развернулись как следует. Сняли со стен и продали картины, которые в свое время Венька приобрел на ВДНХ, кстати, невеликой ценности шедевры! Продали доставшееся от бабки столовое серебро. Депрессивный Венька терпел, хотя баба Маня уже забывала выносить за ним горшки. Но когда в ночь на понедельник муж Таньки во сне громко разругался с кем-то и пригрозил «инопланетной прослушкой» – Венька подумал о «белочке» и утром позвонил Лиане Геннадьевне прямо на работу. Бедная дама примчалась незамедлительно. Нетрезвая баба Маня высказала ей все, что думает о ней и о своем сыне, «заставляющем ее вкалывать на старости лет». Расходиться никто из собутыльников не хотел, но Лиана Геннадьевна пригрозила – тогда еще милицией. И с грехом пополам пьяная компания раз и навсегда выкатилась из Венькиного жилища.