Сквозь измерения

Мужчины в ответ только пожали плечами. Объяснений ни у кого не было.

— Город без храма и жриц в центре переплетения рек, на который ни разу за три тысячи лет не нападали. Бред! — продолжала спорить не понятно с кем Ная.

Она несколько раз прошлась туда-сюда по небольшой пещере, в которой остановился на привал отряд, и уселась в дальнем конце, достав из поясной сумки бумажку с текстом русалочьей песни.

«Река бесконечным потоком несёт свои воды по этой земле.

Сквозь времена и измерения сияет её течение.

Словно ясные глаза Матери, видит она то, что происходит рядом.

Бурные волны хранят свои берега, унося весь сор прочь.

Но запертое в воде зло не исчезает.

Оно будет жить веками, пока стихия не угаснет.

Когда придёт время тонуть, придёт и создающий Демон.

Когда придёт время освободиться, придёт и разрушающий Бог.

Свободная, река будет течь дальше.

Но время не вечно — однажды она остановится.

Возможно, это случится уже завтра — никто не помнит правды.

Мы будем любить её, пока живы,

Мы будем хранить её, когда мертвы,

Мы будем рекой, но мы не вечны.

Словно ясные глаза Матери, видит вода то, что происходит вокруг.

Нежные волны хранят свои берега, забирая весь сор прочь.

Но запертое в течении зло однажды исчезает.

Демон и Бог сойдутся в битве, чтобы увидеть его.

Свободная, река будет течь дальше.

Но время не вечно — однажды она остановится.

И нас уже не будет рядом.»

Ная перечитывала эти строки уже как минимум в сотый раз, но понятнее от этого до сих пор не становилось. Бог и Демон — стандартный мотив: один создаёт миры и измерения, другой за ним уничтожает отжившие своё. Вечная, как Бездна, истина. Все реки однажды были созданы Богами, все они однажды будут уничтожены Демонами — ничего нового. Но какое, хааи его раздери, в реке могло быть зло, кроме водоплавающих монстров, предводительница так и не могла придумать. Однако, вряд ли нужно было столько пафоса, чтобы сказать, что в Има водятся какие-то чудовища. Ныряльщики из Изумата должны были бы знать о них, и, соответственно, все в городе тоже. Хотя Ная бы уже ничему не удивилась. Может, там и правда парочка зубастых тварей забилась в руины, и из этого устроили целое шоу.

— Асин, что там у нас помнит наш жемчуг? Ты разобрался наконец? — заметив, что маг вертел в руках шёлковый мешочек, спросила женщина.

— Всё, что мне удаётся увидеть — это мешок изнутри и сморщенные руки, — разочарованно выдохнул Асин, — эти жемчужины лет пятьдесят провалялись в шкафу, а я, как оказалось, способен увидеть только последние пару дней. Могу пересказать ругань Ирана, когда они с Кьяром их купили — информации полезнее у меня нет.

— Ну и демоны с ними, не расстраивайся, — поддержала его Ная.

— Зря только шикарный рубин отдали старой карге, — опять завёл старую песню Иран.

— Не зря, — вдруг улыбнулась предводительница, — мне эти жемчужины очень нужны! Кьяр опять все мои подарки куда-то дел.

— И ты решила, что подарить ему жемчужины, которые он сам же и оплатил, — отличная идея? — скептически поинтересовался Шиин.

— Ну да, — на полном серьёзе кивнула Ная. — Ариен, сделай серьги.

— Сейчас? — отозвался мечник.

— Нет, когда будешь на дежурстве сидеть. А сейчас нам уже лучше идти дальше, — распорядилась предводительница.

Пока отряд собирался, Ная подробно рассказывала Ариену, как в её представлении должно было выглядеть готовое украшение для Кьяра. А уже на следующем привале мечник, меняя танцора на дежурстве спросил, что бы хотел увидеть на себе он сам. «Сделай просто неприметные гвоздики, — улыбнулся ему тот, — иначе мне опять придётся их отдать за что-нибудь.» Выслушав пожелания обоих, Ариен в итоге сделал тонкие серебряные цепочки-гвоздики, оканчивающиеся жемчужинами. На его взгляд, украшение получилось слишком уж женским, но под некоторые образы танцора, тем не менее, подходило. Мечник долго вертел в руках получившиеся серьги, раздумывая, не переделать ли их на что-то более подходящее мужчине, но в итоге решил пока оставить так.

Кьяр же несколькими часами позже, как ни странно, остался украшением совершенно доволен. Когда он вдевал новые серьги, в его взгляде мелькнуло что-то привычно-развратное: кажется, он уже придумал себе целый образ, которым блеснёт при первой же возможности, когда они попадут в город, где это будет уместно.

— Это будет что-то белое? — из любопытства поинтересовался у него Ариен.

— И с серебряной краской на коже, — кивнул танцор, в предвкушении облизнув верхнюю губу, — представь себе переливающийся при каждом движении в свете живого огня образ с полоской летящей белой полупрозрачной ткани на руках. Что-то вроде шарфа, который можно использовать в танце, и которым можно притянуть к себе. А после изящные женские руки, стирающие своими прикосновениями краску, серебром остающуюся на их красивых пальчиках. Скользящий по их обнажённым плечам белый шёлк, зовущий быть ко мне ещё ближе…

— Захлопнись, а… — сдавленно зашипел на Кьяра Асин.

Танцор только тихо рассмеялся, из-под ресниц наблюдая за ёрзающим на месте с куском рыбы в руках магом.