Сквозь лёд и снег. Часть V. За гранью преодоления

— Вэн, давай не будем лучше излишне фантазировать, — снова вмешалась Фрэя, — ты прекрасно знаешь, что у маяка автономное питание, он зашит в бортовой самописец, и ты никак его не сломаешь, даже если машину вдребезги разобьёшь. Есть только два варианта, при которых он может не давать сигнал: или в машину ударила молния, которой здесь неоткуда взяться или этот маяк теперь на дне океана. И теперь, даже если Хэл смог вовремя катапультироваться, то до того, как заряд его термокомбинезона закончится, и он полностью остынет при внешней температуре в минус пятьдесят градусов, осталось в самом лучшем случае пять часов. За это время с учётом минимум одного часа на перекачку инертного газа, ты максимум докуда доберёшься, так это до середины расстояния между началом ледника и этим чёртовым разломом. При этом неизвестно, где он вообще прыгнул, на поиски уйдут часы. Короче, съездили, — кто будет невесту поздравлять?..

— Есть ещё одна новость, — сказал Джонс.

Вэндэр с надеждой посмотрел ему в глаза с видом провинившегося пса.

— За нами идут немцы, — продолжил он.

— А им то чего здесь надо? — с удивлением спросила Фрэя и тут же продолжила, — хотя да… я ж совсем забыла, — Гестапо начеку везде и всегда. Ты выходил с ними на связь?

— Нет, с чего бы мне с ними о чём-то разговаривать посреди такого бардака? — ответил Джонс.

— Ну не знаю, вдруг они его подобрали и везут с собой? — продолжила Фрэя.

— Да? И зовут их на самом деле Халдир и Леголас, — небрежно огрызнулся Джонс с досадой в голосе.

— Послушай, иди обратно в радиорубку, настройся на их частоту и спроси, чтобы мы уже, наконец, окончательно похоронили нашего бывшего напарника, а не ждали здесь ещё два часа в надежде на чудо! — строго приказала Фрэя.

— Иди сама! — с расстройством отмахнулся Джонс.

— Хорошо, я схожу сама! — небрежно бросила она в ответ.

И Фрэя ушла, а Патрик и Николя стояли с виноватым и растерянным видом, не зная, что сказать, тем более, что вся вторая половина разговора, касающаяся Хэлбокса, происходила исключительно на русском языке.

— Ганс, Йозеф! Ответьте, говорит пилот российской команды Фрэя! — начала она свой эфир, настроив радиочастоту.

— Jawohl… («Яволь…», «Да…») — послышался спокойный и безупречный ответ Ганса.

— Ребята, мы тут на разломе своего бойца потеряли с концами. Вы случайно его не встречали? — с тревогой и надеждой в голосе спросила Фрэя.

— Nein! («Найн!», «Нет!») — с тем же спокойствием резко ответил Ганс.

— Жаль, — раздосадовано ответила Фрэя, — вы были нашей последней надеждой на то, что он может быть всё-таки ещё жив.

— Нам тоже очень жаль, — категорично произнёс Ганс уже на английском.

Йозэф в это время давился от смеха у себя в кабине еле сдерживаясь, чтобы не захохотать в микрофон со всей мочи, поэтому параллельно в эфире слышались какие-то странные трески и икания. Очень грустный и покорный Хэлбокс сидел позади его и молчал, не осмеливаясь что-либо выкрикнуть в чужой эфир немецкой стороны. Через несколько секунд эфир продолжился другим диалогом.

— Warum hast du sie angelogen, Hans?(«Варýм хаст ду зи ангэлóуэн, Ханс?», «Почему ты им соврал, Ганс?»)

— IhreEinfachheitgefielmirnicht, Josef («Ирэ Айнфахáйт гэфúль мир нихт, Йозэф», «Мне не понравилась их простота, Йозэф»)

— Was meinst du, Hans? («Вас майнст ду, Ханс?», «Что ты имеешь в виду, Ганс?»)