Сквозь мартовские снега. Лесные шорохи

— Сколько километров от вашей избушки до Жупаново?

— По реке около двухсот километров, а через гейзеры, если идти по плато напрямик, немногим больше ста пятидесяти километров.

— Та-ак, — раздумывал вслух Житнев, — нас всего будет на две упряжки семь человек, не считая новорожденных. Трудно будет выходить… А тут еще со дня на день надо ждать резкого потепления, и тогда все поплывет.

— По многолетним данным метеослужбы, это случится через восемь — десять дней, — пояснил Колодяжный.

— Всяко бывает, — вставил реплику Андрей Гаврилович. — Бывало и раньше и позже…

— Что вы предлагаете, Андрей Гаврилович? — спросил Житнев камчадала.

— Поскорее спускаться по реке к Жупаново, — ответил тот, дымя трубкой. — В случае чего, переждем где-нибудь на берегу. К тому ж ребятам наказали, чтобы они сразу отбили телеграмму в Петропавловск или связались по телефону и сообщили о нас.

— Если сумеют добраться, — заметил Ашот.

— Это тоже верно, — согласился Андрей Гаврилович. — Ну а пока, что ж, будем двигаться до вашей избушки. Никита, — обратился он к Колодяжному, — ты возьми Вику на свою нарту и одного из товарищей летчиков. А остальные будут на моей нарте, мы пойдем вслед.

Было около часу дня, когда караван тронулся в путь. Солнце уже не то, чтобы грело, а натуральным образом припекало. Снег шуршал, оседая под утренней ледяной пленкой. Он заметно становился мокрым, поэтому нарты шли тяжело. Собачки, длинно высунув розовые языки, изо всех сил упирались в ременные шлейки. В нартах сидели только женщины. Мужчины бежали рядом, понукая собак и помогая им.

У передней нарты, в которой сидела Вика, бежали Колодяжный и Житнев, вторую, загруженную сильнее первой, подталкивали Андрей Гаврилович и Мурутян.

— Давайте рассчитывать на худшее, — говорил Житнев Колодяжному, — что нам отрежет распутица дорогу на Жупаново. Какие, возможности есть для того, чтобы выжить?

— Сила воли, выдержка и предприимчивость. — Колодяжный говорил решительно, в голосе звучали стальные нотки. — Я в пятнадцать лет начал партизанить на Украине. Там было потруднее да пострашнее. Враг кругом, голод, смерть подстерегает на каждом шагу. А у нас… Бог ты мой! Крышу над головой делай без опаски в любом месте, кругом много дичи, начиная от зайца, куропатки, кедровых орешков, вплоть до дикого оленя и горного барана. Что нам угрожает?!

— Но это слишком абстрактно, — возразил Житнев. — Я имею в виду конкретный план, так сказать, аварийный. У вас есть запасы продовольствия?

— Мешок сухарей, две пачки соли, килограмма два сахара и десятка два брикетов гороха и гречневой каши. Да еще почти полный мешок кедровых шишек. Если не полениться, можно каждый день добывать дичину. Пять мужиков! Это же силища!

— Очень хорошо. Как у вас с боеприпасами? — спросил Житнев.

— У нас два карабина и около ста патронов к ним.

— Это уже здорово! Скоро выйдет из берлоги медведь, а он в это время жирный. Одного медведя нам хватит на месяц, — думал вслух Житнев.

— Не забывайте еще рыбу, — напомнил Колодяжный, — здесь даже сейчас в теплых промоинах можно натаскать гольца. Удочки у нас есть.

Иной разговор шел у задней нарты.

— Ну, как твои детки, здоровы? — спрашивал Андрей Гаврилович Атку.

— Сдоровы, сдоровы, — отвечала та, лежа в нарте и прикрыв переметные сумы с дочками полой оленьей малицы. — Мы всехта так в тундре возили маленький детка.

— А молоко в грудях есть? — без обиняков спрашивал камчадал.

— Есть, есть маленько, — согласно отвечала эвенка. — Олеска кусай, молоко есть. Однако, орески кедровый зую, кормлю детка.

— Это хорошо.

Ашот с каким-то трепетным чувством слушал этот разговор. И думал: до чего же силен человек, когда он приспособлен к той среде, в которой живет и которую хорошо знает. Отними у него опыт и эти знания, и он погибнет. Не-ет, никак нельзя отрываться от природы-матери, кормящей тебя. Иначе ты не жилец в этом мире, окажись вот в таких условиях.

— А ты — грузин? — вдруг спросил Андрей Гаврилович Мурутяна, словно подслушав его мысли.

— Нет, армянин.

— Вот я вижу — кавказский ты человек. А че, паря, занесло сюда? Там же у вас на Кавказе благодатный климат…

— Сам попросился после окончания авиационного училища. Охота посмотреть другие земли.

— Это хорошо. Чем больше увидишь, тем больше узнаешь. Ну и как, не жалеешь?

— А чего жалеть. Это все пригодится в жизни, — объяснил Мурутян.

— Правильно говоришь, — одобрительно заключил Андрей Гаврилович. — Уж наперед, если что случится, ты будешь крепко стоять на ногах.

— К тому и стремлюсь.

Под вечер караван достиг землянки вулканологов, у подножья исполинского белоснежного конуса вулкана. Еще издали Колодяжный разглядел на белизне снега фигуру друга и коллеги Игоря Храмцева.

— Ну, паря, принимай гостей! — Слово «паря» он сегодня подхватил у Андрея Гавриловича. — Нашлись-таки бедолаги. Задача: приютить, обогреть, вдоволь накормить. Заваривай ведро каши!

Тонкий рисунок поэтического благородного лица Храмцева, окаймленного курчавой русой бородкой и жидковатыми усами, синь открытых добрых глаз — все таило хитрую улыбку.