Все-таки он не соглашался признать тбилисское водохранилище морем, хотя там вечером и не было видно конца-края; лунная дорога дробилась, как на всамделишном море. А позади переливался теплыми огнями Тбилиси; было хорошо и хотелось верить, что венгры действительно породнились когда-то с грузинами и что баски, отличные футболисты, тоже дальние родственники. В конечном счете все народы — ветви одного ствола, уходящего корнями в общую для всех Землю. И надо бы всем вместе ее поберечь.
В 1795 году — по здешним меркам совсем недавно — персы последний раз вторглись и разорили, сожгли Тбилиси, Это произошло после Крцанисской битвы, где войска Ираклия Второго были наголову разгромлены, а сам Ираклий едва не попал в руки Ага-Мохаммед-хану — тот готовился взять грузинского царя живьем. Он избежал этой печальной участи лишь потому, что в последний миг триста всадников — они примчались из долины Арагви — стали насмерть в ущелье на берегу Куры, у самого входа в Тбилиси, и сдерживали персов, прикрывая отступление Ираклия с остатками войск.
По преданию, все арагвинцы полегли, а старик Ираклий, ушедший в горы, сидел в Ананурской крепости трое суток молча, без еды и питья, накинув бурку на голову и горестно раскачиваясь.
Теперь на берегу Куры, на месте описанных событий, поставлен памятник народным героям, тремстам арагвинцам. По его местоположению видно, как разросся за полстолетия город на юго-восток.
Памятник этот — работы архитектора Бакрадзе — очень своеобразен; я хотел бы его описать.
Представьте себе вымощенную каменными плитами площадку над Курой; к ней ведет базальтовая каскадная лестница. Из площадки вырастает стремительно, будто поднятый меч, стройная, чуть расширяющаяся кверху призма из тепло-желтого болнисского туфа. Она стоит не в центре площадки, а чуть левее. За ней — правее — асимметричный горизонтальный объем, как бы кусок вставшей поперек дороги мощной стены. А поближе — перед мечом и стеной — заглубленный в плиты площадки плоский круг с отверстием, из которого рвется факел вечногорящего пламени. Вот и все.
Меч и стена, — буду говорить так, хоть это вовсе не меч и не стена, но в то же время все-таки именно меч и стена, — так вот, меч и стена покрыты изображениями. Это не рельеф и не рисунок, а своеобразное сочетание, рельефа с рисунком: певучая линия, глубоко врезанная в камень. Ее плавный бег рисует воинов со щитами, старика арагвинца, благословляющего их на подвиг, скачущих коней, битву, мать с ребенком, склонившую голову над павшими.
Все это нарисовано с обобщением, близким к орнаментальному, с лаконизмом, открывающим широкий простор воображению. Когда поднимаешь голову, чтобы измерить взглядом высоту каменного меча, — а в это время по глубокому осеннему небу плывут редкие облака, — то кажется, что не облака, а сам тепло-желтый меч движется, плывет на тебя в бездонной голубизне.
Удивительно благородный и благодарный материал — болнисский туф! Пластичный, легко поддающийся обработке и в то же время стойкий, как мрамор, но без пошловатой мраморной роскошности. Матовый, редкостно теплого, солнечного тона, как бы излучающий свет. Глаз от него отрывать не хочется.
Грузия имеет еще одно богатство — экларский камень, серовато-белый, серебряного оттенка, тоже пластичный и необыкновенно стойкий.
На проспекте Руставели стоит Кашветская церковь, построенная около сотни лет назад по образцу знаменитой Самтависской церкви XI века; она облицована экларским камнем. Болнисским туфом облицовано здание Института марксизма-ленинизма, о нем я писал; оба материала широко применены в ансамбле Дома правительства, к слову — на мой взгляд, очень удачном, где величественность действительно соединена с приветливой доступностью и где хорошо использован характерный тбилисский рельеф; открытая аркада ведет со стороны проспекта в парадный внутренний двор («кур д’онёр») с широкими маршами каскадной лестницы, поднимающейся к выходу на параллельную улицу.
Есть в Тбилиси и другие сооружения, облицованные болнисским туфом и экларским камнем (скажем, новый дом на улице Камо или мост Элбакидзе), но в массовом строительстве ни тот, ни другой материал не применяются — оказывается, дороговаты.
Люди сведущие говорят, что дороговаты они не сами по себе, а лишь по недомыслию людей, не удосужившихся своевременно механизировать разработки. Говорят, что если бы сделать это по-хозяйски, на современном промышленном уровне (скажем, как в Армении), то экларский камень и болнисский туф были бы вовсе не дороги и можно было бы наладить на месте разработок производство стандартизированных элементов для строительства.
Такие элементы (скажем, наличник, цоколь, панель, карниз) в сочетании с бетонными фактурами, подкрашенным цементом или кирпичом могли бы помочь внести необходимое разнообразие; а их долговечность многократно окупила бы все расходы. Это — к вопросу об инициативе и о действительной, большой экономии в строительстве.
Памятник тремстам арагвинцам до того понравился мне, что я несколько раз ездил туда; хотелось познакомиться с автором, но так и не удалось.