Сквозь ночь

Классическая пропорция, девять крутых — не по нынешнему шагу — ступеней ведут с торца на высокий подиум, где стоят остатки ионических колонн, окружавших некогда целлу храма. Вокруг — среди сухой травы и осенних кустов миндаля — лежат капители, базы, куски антаблементов. Желтые листья опадают на черный камень, на изваянные девятнадцать веков назад изгибы аканта и виноградной лозы, как будто эллинские по форме, но чем-то уже сродные музыке здешней, мелодиям армянских камнерезов.

«Мы — античная нация… — писал Микаэл Налбандян. — Что могут нам напомнить средние века? — Разрушение, плен, резню, кровь, огонь, голод, мрак и смерть…»

Гарни напоминает о другом. Гарни напоминает о тех временах, когда Армения простиралась от Каспийского моря до Средиземного, от Киликийского Тавра до Мидийских гор. О временах, когда здесь находили приют философы и ученые, бежавшие от преследований завоевателей-римлян. О временах, когда Армения, восприняв эллинскую культуру, обогащала ее своими красками, своими линиями, творческим духом своего народа.

За храмом несколько лет назад раскопали небольшое сооружение площадью три на три метра с мозаичным полом, выложенным из множества крошечных камушков — колотых самоцветов. Тут была баня — вероятно, храмовая, а может быть, и дворцовая. Оливково-зеленоватые, розовые, охристо-коричневые и черные пятнышки складываются в изображения странных существ — русалок мужского рода (эллины их называли ихтиокентаврами), у них бородатые лица, туловища рыб и лошадиные копыта. Там изображены еще попросту рыбы, дельфины, рыбаки, женщины — и надо всем этим греческая надпись: «Работали, ничего не получая». Это обращенная в будущее жалоба художников-рабов.

Неподалеку от бани обнаруживается врытый в желтую землю кувшин — «карас», — в таких не только держали вино, но и прятали в дни нашествий все, что можно было.

Направо по склону холма тянутся порыжелые виноградники; там в перепаханном грунте среди узловатых лоз нетрудно найти осколки амфор, кувшинов, тарелок. За каких-нибудь полчаса я набил карманы черепками, младшему из которых было куда больше тысячи лет. А старший — черный, «задымленный» — принадлежал к тем правременам, когда поливы еще не знали.

Пора было уходить. Я подошел к оконечности мыса. Далеко внизу пенился и шумел по камням Азат. Ущелье наливалось синевой, оттуда, из предвечерней сини, вздымались горящие свечи тополей, по-особенному стройных тополей Армении. Орех, абрикос, миндаль и вишня пылали на все лады оранжевыми и пурпурными кронами. Крутизна тянула вниз, я взялся рукой за дикий камень, торчащий на самой кромке, и вдруг увидел, что весь он покрыт беспорядочными мазками, — так, уйдя в работу, художник отирает, не глядя, кисть… Это была Армения Сарьяна; может быть, именно он отирал кисть об этот камень.

Держась за него, я наклонился над ущельем. Какое-то здание, маленькое отсюда, очень современное — прямоугольность, белизна и стекло, дом отдыха или санаторий, — стояло на скале у самой реки. Среди горячих красок осени прохладно зеленела луговина, по ней бродили, щипля траву, две лошади — вороная и белая. Как редко случается теперь увидеть коня — да еще такого, сказочно длиннохвостого и длинногривого, свободного! Я вспомнил о Карабахе и еще, что Армения славилась лошадьми в библейские времена, об этом упоминает пророк Иезекиил.

Снизу донеслось едва слышное протяжное ржание. Хочешь не хочешь, пора было уходить. Рыжая безрогая телка, треща ветвями, вышла из кустов и остановилась, что-то жуя и глядя на нас волооким взором.

На обломке антаблемента сидела босоногая девочка в ситцевом выцветшем платье, с упавшей на смуглый лоб прядью волос. На земле стоял кувшин с мутно-розовой жидкостью и два граненых стакана. Это было «мачари», семидневное молодое вино, оно щиплет язык и пьется легко, но после второго стакана вам хочется обнять весь мир.

16

Километрах в двадцати пяти на юго-запад от Гарни стоит райцентр Арташат, пограничный городок на берегу Аракса, — тоже единственное в своем роде место. Там был разыгран первый достоверно известный нам спектакль в истории театра народов СССР.

И поскольку этот спектакль — трагедия Еврипида «Вакханки» — переплелся удивительно тесно с одним из кровавых спектаклей общечеловеческой истории, не могу удержаться от того, чтобы не рассказать о нем подробнее.

Это произошло ровно две тысячи лет назад, когда Арташат был не райцентром, а столицей, где царствовал Артавазд, сын «царя царей» Тиграна Второго, построившего в прежней столице, в Тигранакерте, большой амфитеатр на склоне горы, на манер эллинских, для представления трагедий и комедий.