Сквозь огонь

Буря и натиск. Только так и надо, чтобы тебя приняли всерьез, если тебе – четырнадцать, а вокруг – взрослые дяди.

Из всего сказанного ярл сразу выцепил главное.

– Ты назвал себя женихом моей дочери, – негромким, но очень грозным голосом произнес он. – Что с ней?

– Она в здравии, – Сергей позволил себе улыбнуться. – Мой свадебный дар пришелся ей по нраву, но ты – ее отец, и я здесь, чтобы ты одобрил наш брак.

– Я уже одобрил ее брак с Ререхом Стемидсоном, – сообщил ярл. – Тебя же я не знаю.

– Вот поэтому я здесь! – влез Сергей прежде, чем Торвард сказал что-то еще, что-то… необратимое. – Позволь же вручить дар и тебе, славный ярл! Я заплатил за него железом, а не золотом! Но он из тех, что приносят злато тому, кто им владеет!

И скинул с плеча сверток.

«У каждого есть цена». Сергей не помнил, кто это сказал. Но знал: все так. И не обязательно – в золоте. Чья-то цена – власть, чья-то – жизнь родни. Но самая высокая – мечта. Сейчас и решится, правильно ли он угадал цену Торварда-ярла.

Да, Сергей подготовился. А еще он соврал. Этот чудесный франкский меч он как раз купил. Целую гривну отдал. Огроменные деньги. Даже если в серебре. Но Сергей платил золотом. Без малого полкило золота. Не у всякого нурманского конунга наберется столько желтого металла. Прастен, которому меч Вандиля Крепкой Сети достался при разделе добычи, в одночасье стал самым богатым кормчим Севера. Да, пришлось Сергею раскошелиться. Бить будущего тестя надо было наверняка.

И Сергей знал, куда бить. И не промахнулся. Меч поразил ярла точно в сердечную мышцу. Навылет.

Кожа, в которую был завернут франкский шедевр, упала на присыпанный соломой земляной пол. Узкая стальная полоса беззвучно выскользнула из ножен и заиграла темным пламенем.

– Прими его, ярл! Он тебя достоин!

Торвард встал.

И сошел к Сергею.

Нет, не так. Просто спустился. С трудом сохраняя важность и достоинство…

Ровно до тех пор, пока меч не оказался у него в руках. Легкий, упругий, смертоносный. Ярл дохнул на узорчатую поверхность. Сергею показалось: он готов расцеловать и меч и Сергея. Все стало не важным. Обиды Стурлы. Убитые смерды. Даже собственная дочь. Хотя именно дочь подсказала, что именно подарить отцу…

* * *

– Я люблю тебя, и всегда буду любить!

Жаркий оглушительный шепот. Волосы, пахнущие травами. Руки, с удивительной силой сжавшие предплечья Сергея.

Говорят, в любви один всегда любит больше. Вранье. Если любят, то любят. Все.

Любит ли он эту девочку? Хочет ли ее любить? Да. Очень хочет. Это «хочу» переполняет и рвется наружу. Но сколько здесь от бурлящей в крови юности, а сколько – настоящего? И у Сергея, и у синеглазки Колхульды.

Сергей смог бы ответить. Он жаждал эту девушку. Жаждал ею обладать. Слышать «люблю всегда». Но была ли она той самой? Или он, как Машег, желает обладать каждой симпатичной девчонкой, но не хочет в этом признаться?

– Если ты умрешь, я тоже умру…

– Глупая! Ты не знаешь. Смерти нет…

– Ты бог… – вжимается в него так крепко, что даже сквозь ткань чувствуется жар. Не тепло, а именно жар. Как будто она – в лихорадке. Лихорадке любви. – Ты мой бог…

На них смотрят, но Сергею наплевать. Пусть видят. Пусть знают. Это его невеста. Его! Самая красивая…

«В пятнадцать они все прекрасны».

Это воевода. Пытается вернуть Сергею здравость мышления.

Не сегодня. Не сейчас.

Сергей не без труда отделяет себя от девушки, цедит сквозь зубы:

– Вышли оба. Мне надо поговорить с невестой.

Приставленные Стемидом отроки переглядываются. Мол, знаем мы, мальчик, о чем вы хотите поговорить. И в каких позах.

– Вон! – рявкает Сергей. Жар любви мгновенно превращается в ярость… И снова в любовь, когда оба дружинника проворно выскакивают из комнаты, инстинктивно почуяв в нем то безумие, что превращает воина в берсерка.

– Быстрей… – шепчет Олька, выпутываясь из по-зимнему многочисленных одежек. – Ну давай же!

Сергей только и успевает пояс расстегнуть и развязать шнурки на штанах и исподних, как она налетает вихрем, опрокидывая на спину.

– Já! Já. Kom!

Внутри у нее – огонь. Кипяток, хлещущий наружу.

– Já! Elsk-a-a mig! Mig! Elsk! А-а-а…

Все кончается в мгновения.

Хотя почему кончается? Только начинается.

Сергей опрокидывает ее на себя, сжимает руками так же страстно, как она сжимает его внутри. Быстрей, быстрей! Да! Люби меня! Люби!..

А потом они говорили. О прошлом, о будущем. О мечтах юной девушки, о том, что будет, когда они поженятся (а как же иначе?), и о мечте ее отца, настоящей мечте воина: о мече, гибком, как ивовая ветвь, и остром, как клык молодого волка, мече, который можно добыть в бою с германцами или франками, если очень, очень повезет, и невозможно купить, потому что король франков обязательно казнит того, кто рискнет продавать дивные клинки людям севера…

«Боги и впрямь меня любят, – думал Сергей, вкладывая франкский булатный клинок в пахнущие маслом, проложенные изнутри войлоком ножны. – И Прастен меня любит, ведь иначе ни за что не продал бы мне такое сокровище».