Внезапно послышался резкий свист кнута, и тот не долетев до душ, совсем немного, упал на землю, а желтая и зеленая души вскрикнули, оглянулись и поспешили вперед, чтобы догнать свои места в веренице душ. Два дасуня, тяжело припадая на ноги, бежали следом за душами. Они на миг остановились возле темницы, злобно глянули на все еще сидящего возле ноги наследника Джюли, затем перевели взгляд на Святозара, и теперь в этом взгляде была не только злоба, но еще и испуг, и как-то странно передернув плечами, побежали вперед, размахивая на ходу кнутами и подчуя души грешников ударами.
Джюли вскочил с присядок, широко улыбнулся и громко закричал:
— Эге-гей! Святозар! Святозар! Как же прекрасно быть светлым!
— Ты, еще не светлый Джюли, — заметил наследник, и, втянув ногу в темницу, поднялся. — Но ты уже и не черный. Бери Джюли палку и бей, бей этот камень, чувствую я, что следующие ладони воды излечат мою ногу и осветят тебя до конца!
— Да, да, да, да, да, — точно запел Джюли, и, схватив палку, принялся бить свой камень. — Терли, терли, терли, але!
— Джюли, — усмехаясь, спросил Святозар, и прижался лицом к холодным прутьям решетки. — Ты, чего поешь, что ли?
— Терли, терли, терли але! — поворачивая голову к Святозару, радостно засмеялся Джюли и его тонкий, журчащий смех наполнил темницу наследника.
— Джюли, сейчас придут дасуни, и начнут тебя бить, — улыбаясь, откликнулся Святозар. — А я не хочу, чтобы они тебя били и начну заступаться… И тогда наш бой услышит не только Пан, но и Чернобог, а я почему-то думаю, что мне стоит быть более благоразумным, и не стоит злить Чернобога.
— Эх, — все также радостно, воскликнул Джюли. — А я не боюсь теперь, ни Пана, ни Чернобога… теперь я им не подчиняюсь… Да… да… да, пусть они это знают, я им не подчиняюсь.
— Да, Джюли, я им тоже не подчиняюсь, — согласно молвил Святозар. — Но все же не стоит, мне кажется, злить Чернобога…потому что повелителя тьмы, властителя Пекла боится воевода Вий… и я думаю неспроста.
Джюли на малеша перестал стучать палкой, замер, с лица его сбежала улыбка, он тяжело вздрогнул всем телом, и, понизив голос, проронил:
— Да, да, Святозар, ты прав, Вий, его боится, да и оно понятно почему. Видел, видел бы ты, Святозар, его глаза… его глаза… Очи у него такие… такие…. — Джюли замолчал, тяжело задышал и беспокойно стал озираться, а после с дрожью в голосе и часто прерываясь, продолжил, — точно собрано в них все зло мира…. зло всего мира, всей Яви и всего Пекла… У него белая-белая кожа лица, широкий, большой лоб, прямой с небольшой горбинкой нос, у него даже тонкие, аккуратно очерченные алые губы, и черные, как смоль длинные, прямые волосы… И он очень красив… или нет… или не красив… этого не разберешь и не поймешь… А глаза… глаза его необыкновенно черные, их тьма заполняет полностью его очи, и нет там внутри ни капли света, лишь мгла, боль и страдания. Стоит тебе взглянуть в эти очи и ты, будто сам испытываешь эти страдания. Твои уши слышат плач и стенания обиженных тобой. Твой желудок ощущает страшный голод тех, кто по твоей вине не доел хлеба. Твое тело наполняет дикий холод, тех кто по твоей вине мерз и умирал. Твоя спина, руки, ноги, грудь чувствует ту боль, какую испытывали истерзанные по твоей вине. А когда длинные, прямые волосы Чернобога поднимаются на миг над его головой, а затем опускаются, словно живые, ты видишь перед собой эту вереницу несчастных погибших по твоей вине людей.
Джюли смолк, беспокойно оглянулся назад, наверно опасаясь, что их может подслушать Чернобог, и стал еще сильнее стучать палкой о камень.
— Значит, ты, часто смотришь в его очи, — тихо вопросил Святозар и вспомнил ту боль в ранах, которую он испытывал тогда, когда, скорее всего, за ним наблюдал Чернобог.