— Да, там… Там в Пекле душа моей матери и мое излечение, — произнес Святозар и порывчато кивнул, отчего затрепетали на голове его каштановые, волнистые волосы. Он ласково провел ладонью по полотну висящего на ручке сидения укрывала, оглаживая его ворсу, и дополнил, — а здесь я могу найти лишь временный заговор. Ну такой, какой я нашел тогда, когда шел в Беловодье. Знаешь, друг мой, ведь отец это все знает, и все же кинул в меня те обидные слова. А я, горячая голова, выскочил из дворца, взял коня и ускакал… Внутри все горело… душа… тело… Я пустил Воронка галопом, выехал за жилые пределы, но потом остановился и оглянулся. А кругом меня лежали высокие снега, обнимающие мою дорогую, родную землю. И все казалось таким чистым, таким красивым и светлым. Земля моя родная, за которую на протяжении всех моих жизней я проливал свою кровь. Город, который построили мои дети, и где теперь живут мои близкие: жена, отец, братья, сестры, тетя, дядя, божатушко, ты мой друг, наставники, дружина и весь, весь народ восурский. И такое накатило на меня чувство любви, света и радости. Поворотил я коня и сначала решил поехать к тети и дяди. Но после подумал, что не смогу им рассказать все того, что гложет мою душу. Они же ничего про меня не знают, про прошлые жизни, да и вообще…. Только ты, отец, Храбр и Дубыня, ведают, про то, кем я был… Ну, вот я и решил приехать к тебе и выговориться. А погодя…позже, к вечеру, вернусь домой. Отец, гневаться перестанет, да я смогу спокойно с ним переговорить. Потому что за эти годы он стал таким близким, таким дорогим для меня человеком, настоящим отцом, какового я долгие годы, долгие жизни был лишен.
— Вот и молодец, Святозар, что ты приехал ко мне, — сказал Стоян и поднялся. Он повесил, свернутое укрывало, на спинку своего сиденья, поднял с пола пустую чашу, и, похлопав друга по плечу, спросил, — еще сбитня тебе налить?
— Нет, спасибо друг мой, я уже согрелся, — ответил Святозар.
Внезапно дверь в гридницу широко отворилась, и в помещение вошел Яронег с большим, надкусанным, пирожком в руке. Мальчик увидел сидящего на сиденье Святозара и торопливо переставляя свои маленькие ножки направился к нему.
— Яронежа, сынок, поди к матушке, — ровным голосом окликнул Стоян мальца, и подошел к столу.
— Нет, нет, не прогоняй его, Стоян, — заступился за ребенка Святозар. Да стремительно обернувшись, взглянув на Яронежу, молвил, — божатушко, иди… иди на руки ко мне.
Яронег остановившийся на месте, при первом требовании отца, услышав слова наследника, радостно подпрыгнул и теперь уже бойко побежал к Святозару. Он в морг забрался к нему на колени, и, прижавшись к груди божатого отца, затих, поедая пирожок.
— Нога же болит, Святозар, — заметил Стоян и скривил лицо, точно нога болела не у наследника, а у него.
— Не беспокойся, друг мой, когда Яронег сидит на коленях, меня охватывает такое чувство радости, что нога перестает болеть, — целуя ребенка в волосы, проронил Святозар.
— Божатя, — отодвинувшись от наследника, произнес Яронег, и, заглянув в голубые очи, протянул в направлении его губ пирожок. — Кусай пиожок, он кусный с капустя и ыбой.
Святозар попытался было отказаться, но Яронег с такой силой пихнул пирожок ему в рот, что наследнику поневоле пришлось откусить большущий кусок от него.
— И, правда, вкусно, божатушко, — протянул Святозар, пережевывая пирожок.
— Кусай, асе, я пинесу, — радостно закивав головой, отозвался Яронег, да попытался и оставшийся кусок пирожка впихнуть в божатю.
— Нет, нет, — отстраняясь от лезущего ему прямо в лицо пирожка с капустой и рыбой, молвил Святозар. — Мне совсем не хочется, есть, поверь мне божатушко.
Стоян подошел к своему сиденью, остановился рядом, и широко улыбнулся, глядя на то, как его сын, несмотря на протесты Святозара, все же настойчиво запихал ему в рот и оставшуюся часть пирожка. В дверь гридницы нежданно постучали, а погодя она открылась, и в помещение вошел переминающийся с ноги на ногу Остромир:
— Брат, там Тур приехал, спрашивает наследника, чего делать? Впускать, али нет?
— Конечно, зови, сюда Тур, — поспешно оборачиваясь, ответил Стоян.
Остромир незамедлительно вышел из гридницы, а Стоян подойдя к Святозару, забрал у того Яронега и направился с ним на руках к дверям. Мальчик, сжимающий совсем крохотный кусочек пирожка, недовпиханного в рот наследника, недовольно и как-то по-взрослому посмотрел на отца, покачал головой, не соглашаясь с решение последнего забрать его именно сейчас от божати так и не дав докормить. А засим замахав ручкой в оной все еще находились останки пирожка, на прощание крикнул:
— Пока божатя, пиходи асе.
Лишь гридницу покинули Стоян и Яронег, в нее вошел одетый Тур. Младший брат расстегнул кунтыш и шапку, туго дохнул, и, передав вещи стоящему позади него Остромиру, кивнул другу головой, показывая тем движением на выход, а сам неспешно направился к Святозару.
— Ишь, ты, — заметил усмехаясь Тур, поравнявшись с сидением брата. — Ты, я гляжу, хорошо тут устроился… Приоделся, наелся…
— Тур, — обидчиво выкликнул Святозар и поморщил губы.