Я собственноручно выкладываю каждый кирпичик, предварительно хорошенько смазывая его бетоном, чтобы никто не мог разрушить стену между моими внутренними чувствами и внешним миром. Но как только я выкладываю новый кирпичик, предыдущий успешно отрывает Кристофер и мне ни просто это не нравится. Мне абсолютно это не нравится. За моей стеной куча отвратительных вещей и он не должен смешаться с этой кучей. Надеюсь, он понял что-то таким печальным образом, чтобы уйти и не возвращаться.
Всю смену я работала на автомате: приветствие, улыбка, советы, слова и обслуживание. Ничего не должно вызывать в моём поведении подозрений на внутренние бушующие четыре стихии в душе. С бурей из воздуха - тихие волны превратились в цунами, и накрывали разрывающуюся на части землю, пока под ногами полыхал пожар, который не могла потушить ни вода, ни песок.
Телефон в кармане начал верещать, но я не хотела смотреть на экран, потому что думала только о том, что увижу номер Кристофера. Сейчас он стал первым, кого я не желаю видеть, даже тот мужчина, которому я должна кучу денег - ушёл на второй план.
Мне нечего стыдиться, но почему-то ужасно стыдно, но не перед Кристофером, а перед собой. Я стесняюсь собственного тела и собственных желаний. Да, я желала его, не будь это так, то легко могла оттолкнуть его. Такого больше не может повториться. Сейчас я действительно надеюсь на то, что он уйдёт, потому что я не хочу смотреть в его глаза. Мне не нравится, что он смотрит уже не на моё лицо, а намного глубже.
Отработав смену, которая пролетела предательски быстро, я переоделась и вздохнула. Набрав сообщение Энни с вопросом, ушёл ли Кристофер - сразу получила положительный ответ, чему, безусловно, порадовалась. Но было ещё одно
Попрощавшись с ребятами, я зашагала к выходу. На улице уже давно стемнело. Вокруг было пусто, что даже пугало. Сейчас я перестаю любить вечерние смены, потому что работа завершается в двенадцать и мне волей неволей приходится тратить деньги на такси, а у меня их не так много. Меня спасают тридцать долларов, которые я получаю в магазине. Страх того, что я пойду пешком и наткнусь на каких-нибудь ублюдков - велик. Если мне никто не помог в тот вечер, когда я познакомилась с Джаредом, который, кстати, единственный пришёл на помощь, то ночью подавно. Сейчас даже некому увидеть меня.
Спустившись по ступенькам вниз, я подняла голову и издала писк, вздрогнув от неожиданности. Ноги приросли к полу, пока глаза уставились на Кристофера впереди.
Конечно, он ушёл, но в кафе за мной. На что я надеялась, он ведь не понимает ничего. Выругав себе под нос проклятия, я зашагала в сторону дороги, игнорируя его преследования.
- Камилла! – звал он меня, но я, не оборачиваясь, шагала вперёд, - Камилла!
Я повторяла эти слова из раза в раз. Отказывая в себе в том, чтобы остановиться и посмотреть на него, я лишь прибавляла шагу.
- Проклятие! – взревел Кристофер вблизи меня и ухватил за руку, резко дёрнув, - остановись!
- Прекрати! – с трудом выдерживала я ту горечь, которая подкатывала к горлу, - это тебе нужно остановиться! Ты плохо понимаешь?
- Я всё знаю! – заорал он, от чего у меня открыл рот, но я нашла в себе силы его закрыть, хоть и перестала дышать. Я вовсе забыла, как это делается, поэтому начала напоминать себе упражнение:
- Что ты знаешь? – хрипло спросила я, потому что во рту пересохло.
- Знаю, что с тобой случилось!
- Что со мной случилось? – выдавила я, удерживая последние остатки самообладания.
- Я знаю, что твои родители в клинике, знаю, что ты была найдена... найдена на дороге в крови...
- Ты!... Ты!... – лишь удавалось шептать мне от ужаса и возмущения того, что он копался в моём грязном белье. Не знаю, как и где, но откуда-то он узнал, - как... как ты посмел!?
Вырвав руку, я начала пятиться назад, смотря на него широко распахнутыми глазами, которые заплывали слезами. Лицо Кристофера перекосило, даже в темноте мне удавалось разглядеть смесь различных эмоций: от жалости до страха. Никто не смеет узнавать что-то о другом человеке незаконными или законными способами, особенно то, что есть в моей жизни. Он нагло вмешался в неё без моего согласия и позволения. Обидно и ужасно одновременно. Сейчас я чувствую жалость к себе, которую так ненавижу.
- Выслушай меня! – протянул он руку и сделал шаг навстречу, из-за чего я попятилась ещё быстрей, а после чего и вовсе перешла на бег.
- Убирайся! – прокричала я в слезах.
Дорожка впереди и без того была тёмной, но одновременно с темнотой, были слёзы, которые душили и делали путь ещё более размытым.