Сквозь слезы. Русская эмоциональная культура

…И сама ты поздравила, ой, с днем рождения
А уж удался мне…
Да, Татьяна Петровна, ты умерла
Да так скорёхонько, так ранёхонько!
И не нажилась, не напозорилась.
А ты достойна хорошей смёрточки,
А уготова(на) ты Богу Господу,
А видно ты-то готовиласи,
А видно-то будто бы ты просила-то,
А ты жила-то да одинёхонько,
Когда холодно, когда как еще…
Еще живем…
Только, Татьяна да свет Петровна,
Я тебе-то еще да поконаюся,
Тебе-то подомогаюся:
А ты скажи, как встретишь ли моих родителей,
А ты не встретишь ли, не увидишь ли,
А ты скажи-ко им, пожалуйста,
А про меня, про горюшицу.
И пускай они меня прибирают,
А прибирают да поскорее…
И не глядят мои очи ясные,
Меня не носят ноги резвые
А до каких годов я дожила…
Ой, я все на тебя смотрела,
А теперь больше не увижу…
А поклонись там всем нашим родителям,
Бабушкам и дедушкам,
И скажи: «От нас всем поклон».
Там сестрицам нашим молись,
Всем дядюшкам, тетушкам.

На видеозаписи хорошо видно, что присутствующие в доме собрались вокруг тела, они о покойнице говорят как о «ней», в третьем лице. Скорбящие окружают тело, с которым прощаются, причетница же, зайдя в дом и присев у изголовья гроба, возвращает ей ее субъектность, делая ее адресатом речи. Тем самым сообщает, что смерти-небытия нет, но есть переход, и она свидетельница этого перехода. Она говорит о жизни покойной, о том, что жила она одиноко, что ей бывало иногда холодно, иногда «как еще». Она рассказывает это при собравшихся детях и внуках. Ее роль очень значима, авторитет ее высок: она имеет право говорить то, что думает и чувствует о чувствах и действиях других людей. Она берет на себя право на моральную оценку. Смысл происходящего на глазах меняется, это уже не прощание с телом. Присутствующие – свидетели величественного события. Покойница готовилась к своему уходу и оказалась достойна хорошей смерти, об этом свидетельствует причетница. Теперь она отправляется к умершим, к сонму «родителей».

2

Павел Флоренский писал:

Для не-посвященного загробная жизнь – это абсолютно новая страна, в которой он не умеет разобраться, в которую он рождается, как младенец, не имеющий ни опыта, ни руководителей. Посвященному же эта страна уже знакома, – он уже бывал в ней, уже осматривал ее, хотя бы издали и под руководством людей опытных… Он, как говорили древние, знает карту иного мира и знает наименования потусторонних вещей. И поэтому он не растеряется и не запутается там, где от неожиданности толчка и по неопытности не-посвященный не найдется, как поступить, и не поймет, что делать100.

И соседка-причетница, и, благодаря причитанию, покойница предстают для собравшихся теми, кто «знает карту того мира и знает наименования потусторонних вещей»: обе знают, что предстоит встреча с родителями, знают, как себя вести, когда она состоится.

На скриншоте (ил. 2) мы видим позу причетницы: она сидит у гроба, склонившись, прикрыв нижнюю часть лица рукой.

Пластика плача, которую мы наблюдали чаще всего вне ситуации ритуала, могла отличаться от той, к которой они прибегали на похоронах, но нечто общее мы можем заметить. Женщины, начиная плакать, как бы собирали свое тело, прикрывали обеими руками лицо либо нижнюю часть лица, это и есть в нашем представлении пластика скорби.

3

Еще один важный момент, который я хочу отметить. Если попробовать поплакать «со словами», то понимаешь, что этот речитатив предполагает определенный способ дыхания, прерывистое дыхание с всхлипыванием задает и слезотечение, и возможность особого звучания. То есть существует определенная телесная дыхательная техника, к которой прибегают женщины-причетницы.