Сквозь стекло ясное (Сборник рассказов) (ЛП)

Поэтому и изменил тактику. Я отправился на семинар Диринга. И не сказал ему, что могу парить; просто показал, а потом все время отрицал, что я это делал. Теперь альтернатива стала очевидной. Либо я лгал, либо он — не я, обрати внимание, а он — спятил. Совершенно очевидно, что он скорее поверил бы в левитацию, чем усомнился в собственной разумности, когда оказался перед реальным выбором. Отсюда вытекают и все его остальные действия: агрессивность на семинаре, поездка в Вашингтон, предложение работы — все это было направлено лишь на то, чтобы подтвердить, что он остается в здравом уме, а вовсе не для того, чтобы помочь мне.

— Иными словами, ты сделал так, что твоя левитация стала его проблемой, — сказал Сарль.

— Ты именно об этом думал, когда разговаривал со мной тогда, Джим? — с любопытством спросил Роджер.

Сарль покачал головой:

— У меня были кое-какие смутные предположения, но каждый человек должен сам решать свои проблемы, если рассчитывает на то, чтобы они были решены эффективно. Как тебе кажется, Роджер, смогут они теперь разобраться в принципах левитации?

— Не знаю, Джим. Я все равно не могу описать субъективные аспекты данного феномена. Однако это уже не имеет значения. Мы будем их исследовать — чего я и добивался. — Он стукнул правым кулаком по ладони левой руки. — Главное, я смог заставить их помочь мне.

— В самом деле? — негромко проговорил Сарль. — Я бы сказал, главное, что ты заставил их просить тебя им помочь, а это уже совсем другое дело.

Выведение человека

Breeds There a Man?.. (1951). Перевод: В. Гольдич, И. Оганесовой.

Сержант полиции Манкевич разговаривал по телефону и удовольствия от этого не получал. Точнее, не разговаривал, а с тоской выслушивал исполненный негодования голос на другом конце провода.

— Да, все было именно так! — устало отбивался сержант. — Он вошел и сказал: «Посадите меня в тюрьму, потому что я хочу покончить с собой»… Что поделаешь? Да, он произнес именно эти слова. Мне тоже они кажутся странными… Послушайте, мистер, внешность этого парня подходит под ваше описание. Вы мне задали вопрос, и я вам на него отвечаю… Да, у него действительно есть шрам на правой щеке, и он сообщил, что его зовут Джон Смит. Он не говорил, что он доктор… Ну, естественно, неправда. На свете нет людей по имени Джон Смит. Во всяком случае, в полицейский участок они не попадают… Сейчас он в тюрьме… Да я вовсе не шучу! Сопротивление офицеру полиции; нападение и оскорбление действием; умышленное нанесение ущерба. Как минимум три причины для задержания… Меня не интересует, кто он такой… Хорошо, я подожду у телефона.

Манкевич посмотрел на офицера Брауна и закрыл рукой микрофон телефонной трубки. В его ладони вполне мог бы поместиться и весь телефонный аппарат. Грубоватое лицо сержанта под густой шапкой светлых волос покраснело и покрылось испариной.

— Неприятности! — проворчал сержант Манкевич. — Ничего, кроме неприятностей в полицейском участке! Уж лучше бы я нес обычную патрульную службу.

— Кто это? — спросил Браун.

Он только что вошел, и его не слишком интересовало происходящее. К тому же Браун тоже считал, что сержант гораздо лучше выглядел бы не за письменным столом, а на посту, под дождем или снегом, где-нибудь в пригороде.

— Тип по имени Грант. Из Оук-Ридж. По междугородной. Глава какого-то учреждения — не понял какого, — а теперь пошел звать еще кого-то… и это по семьдесят пять центов за… Алле!

Манкевич поудобнее перехватил трубку.

— Послушайте, — заговорил сержант, — давайте я расскажу вам все с самого начала. Я хочу, чтобы вы знали, как оно было, а если вам что-то не по нраву, так пришлите сюда кого-нибудь из своих людей. Этот парень не хочет адвоката. Он утверждает, что желает остаться в тюрьме, и меня это вполне устраивает, мистер.

Вы будете меня слушать или нет? Он явился вчера, подошел прямо ко мне и заявил: «Офицер, посадите меня в тюрьму, потому что я собираюсь покончить с собой». Ну а я ему ответил: «Мистер, не стоит этого делать, иначе вам придется жалеть до конца жизни».

…А я совершенно серьезен. Просто передаю дословно, что я тогда сказал. Я и не утверждаю, что это было очень остроумно, но у меня здесь достаточно своих проблем, если вы понимаете, о чем я говорю. Неужели вы думаете, что мне больше делать нечего, как выслушивать всяких там психов, которые приходят и…

…Вы дадите мне закончить? Так вот, я сказал, что не могу посадить его в тюрьму за то, что он хочет покончить с собой, поскольку это не является преступлением. А он ответил: «Но я не хочу умирать». На что я заявил: «Послушайте, дружище, идите-ка вы отсюда». Понимаете, если кто-то хочет покончить с собой, ладно, не хочет — хорошо, его дело, но меня вовсе не привлекает перспектива утирать чужие слезы.