Сквозь стены

Северус казался удивленным гарриной сговорчивостью, но не стал этого озвучивать.

Скоро оба отошли ко сну.

***

Следующее утро оба встретили измученными. У Гарри было ужасное видение ночью и в отличие от остальных, это было совершенно безумным, полным злобного хохота, пыток и крови, целого моря крови… Северус долго не мог добудиться его, так глубоко Гарри погрузился в это видение, которое длилось несколько часов.

– Я хочу, чтобы это закончилось, – сказал мальчик утром и мужчина беспокойно глянул на него.

Все остальные в школе были совершенно в противоположном настроении, весь день был наполнен шутками, забавами и надувательствами, но время шло и у Гарри крепло предчувствие чего-то нехорошего. Что-то должно было случиться.

Но до… до этого он хотел сделать одну вещь. Он хотел поговорить с Гермионой. Может быть, последний раз в жизни. Он хотел извиниться. Не потому, что искал прощения или принятия. Он не заслужил ни того, ни другого. Гарри просто не хотел умирать, не сказав ей, что сожалеет. И заботится о ней.

Но Гермиона ускользала от каждой его попытки и он внезапно понял, что почти наступило время ужина и уже надо торопиться на встречу с Флитвиком.

Значит, может быть, после.

Юноша подошел к кабинету профессора, но, к его удивлению, тот был пуст, когда он заглянул туда: дверь была полуоткрыта.

Гарри, не зная, что делать, подошел ближе к камину, где весело играло пламя. Тут открылась другая дверь, в дальнем конце кабинета и крошечный профессор заторопился через весь кабинет.

– А, мистер Снейп! – он сердечно улыбнулся. – Вы здесь!

Гарри кивнул. Это было очевидно.

Дверь кабинета закрылась, когда профессор быстро зачаровал ее.

– Итак, я пригласил вас сюда, потому что у меня есть небольшой сюрприз для преподавателей. И я хотел, чтобы вы помогли мне, – он подмигнул и широко улыбнулся.

Гарри улыбнулся в ответ:

– Чем я могу помочь, профессор?

Маленький человечек указал на кресла:

– Присаживайтесь. Чай? Кофе?

Гарри быстро подумал.

– Чай, пожалуйста.

Когда сервиз с чаем появился на столике перед камином, оба взяли ближайшую к каждому чашку и отхлебнули.

Мир вокруг Гарри подернулся туманом. И он внезапно понял, что Северус был прав.

Предателем была не Макгонагал. Им был профессор Флитвик.

***

Что было, то будет;

что было сделано, будет сделано снова;

ничего не меняется под солнцем.

Экклезиаст 1.9.

Гарри снова был там. Ему не надо было сильно напрягаться, чтобы немедленно узнать ТУ камеру.

Она была чище, чем в последний раз, когда он видел ее: коричневая дубовая дверь была крепко врезана в стены и нигде не осталось и следа обломков. Факелы уныло моргали, не в состоянии рассеять тьму, и большой кувшин с водой стоял у двери.

Волдеморт сделал все, что мог, чтобы восстановить здание и завершить то, что долго планировал: убить Гарри в своем любимом месте. В Поместье Кошмаров.

Казалось, прошло сто лет с тех пор, как Гарри был здесь в последний раз. Тогда он был просто напуганным ребенком, жаждавшим немного человеческого сострадания. Теперь он превратился в целеустремленного юношу, жаждущего смерти. Но прежде ему надо было выполнить важную работу: уничтожить человека, виновного в каждой боли в его жизни, который начинал свою жизнь так похоже на Гарри…

Юноша сел, потому что ледяные камни покусывали его кожу. Из одежды на нем были только трусы и, посмотрев на свое тело, он увидел все свои шрамы. Его скрывающие чары были сняты и, вероятно, его осторожно и внимательно обыскали. Он вздохнул. Они все равно не могли найти палочку – потому что ее не было с ним, по крайней мере, они не могли ее засечь. Они не знали, что он не был неподготовлен. Он был готов.

Он побрел в угол – в их угол, снова, – и сел, обняв колени, подтянув их к груди. Камера была холодной. Все еще.

Мальчик закрыл глаза и постарался успокоиться. Покой был неполным: такой нужный разговор с Гермионой так и не состоялся и теперь он никогда не сможет сказать ей, что… Что?

Чувствуя, что приближается конец, Гарри позволил мыслям течь свободно. Что бы он сказал девушке, если бы мог?

Сначала он бы сказал, что никогда не хотел причинить ей боль. Никоим образом. Ни эмоционально, ни физически. Но ему удалось сделать и то, и другое. Он вздрогнул от стыда. Он просто хотел, чтобы его обняли и не просто кто-то, а она, как в Имении Блэков, как Гермиона всегда обнимала его после видений и кошмаров. Он просто хотел уютно устроиться рядом, обнять ее, зарыться лицом в ее мантию, почувствовать ее, ощутить ее тепло, ее сердцебиение, ее теплое дыхание, щекочущее его волосы… Он лишь хотел дотронуться до нее, свернуться маленьким комочком у нее на груди, чтоб ее руки обняли его. Услышать ее мягкое, бессмысленное, успокаивающее бормотание, что все будет хорошо, каждый кошмар закончится, что война не будет длиться вечно, что он не одинок… И все это он хотел от Гермионы. Не от Рона, Ареса или Невилла, его лучших друзей, не от Северуса, которого он любил больше всех, – он хотел этого от Гермионы, потому что… Теперь ответ был так очевиден! Почему он не понял этого раньше?

Горечь сдавила горло.