Сквозь страх

Письмо пришло через пятнадцать минут. Илья углубился в изучение материалов. В сохранившихся в архиве выпусках местных газет писали примерно одно и то же, уделяя происшествию не так много места на полосе. Время было такое: криминальная хроника пухла от новостей.

С усиливающимся разочарованием Илья читал о том, что уже было ему известно: в милицию поступили сведения, что в доме устроили притон, торгуют наркотиками и оружием. Провели рейд, в результате не обошлось без жертв: были застрелены милиционер и небезызвестный в городе криминальный авторитет. В доме обнаружили тело покойной хозяйки Елизаветы Балкуновой-Габен, скончавшейся от сердечного приступа.

Кроме того, была обнаружена маленькая девочка, личность ее пока не удалось установить. Сама девочка, которой на вид было лет шесть, не могла ничего объяснить, она вообще не произносила ни слова, возможно, от шока и потрясения. Или же была глухонемой от рождения.

Упоминание о девочке как раз и подвигло Илью запросить архивные материалы. Лора вчера сказала, что Агата упомянула о ребенке вскользь, но ей, матери девочки примерно того же возраста, это запало в память.

Илья надеялся, что в газетах того времени о загадочной девочке писали чуть более развернуто, но ему не повезло. Последний файл он открывал, уже ни на что не надеясь, но ему все-таки повезло.

Одна из газет опубликовала снимок с призывом откликнуться тех, кто располагал сведениями о ребенке. Фотография была черно-белая, тусклая, зернистая, но Илья не унывал.

Сначала он «скормил» снимок нейросети, которая улучшала качество старых фото и видео. Затем пропустил уже обработанный нейросетью снимок через приложение, которое состаривало лица, показывая, как человек мог бы выглядеть через десять, двадцать, пятьдесят лет.

Илья с волнением смотрел на экран, ожидая результата, в глубине души уже зная, что именно ему предстоит увидеть. Приложение выдало несколько вариантов. Один из них потряс Илью, хотя он и подозревал правду: с экрана на него смотрело вполне узнаваемое лицо.

Девочкой, которую нашли в доме, была Агата Летова.

Илья схватил телефон, чтобы позвонить Леле или Лоре, но его опередили.

– У нас проблема, – запинающимся голосом произнесла Леля. – Лора пропала.

Глава двадцать четвертая

Я открыла глаза, и в первую секунду мне показалось, что я в больнице, лежу на операционном столе. Холодно, жестко, в глаза бьет яркий свет лампы.

Повернув голову вправо, я увидела стоящего рядом Юру.

«Да, я в больнице, – пронеслось в голове, – наверное, что-то с ребенком, мне делают операцию…»

Стоп. Если это операционная, откуда тут взяться мужу?

Следом вспомнилось, что произошло перед тем, как я очнулась: зеркальная комната, Агата, укол. Я попыталась приподняться и обнаружила, что не могу этого сделать. Мало того, что во всем теле ощущалась невиданная доселе ватная слабость, так еще руки и ноги были привязаны!

Я рванулась, забилась на жестком столе.

– Развяжи меня немедленно! Что происходит?

Оглядевшись, я сообразила, что нахожусь в подвале. Только теперь тут стоял стол, на котором я лежала, сбоку от меня торчал штырь для капельницы, а еще имелся столик, где громоздились пузырьки, шприцы и прочие медицинские инструменты. Помимо тусклой лампочки, помещение освещалось светильниками.

– Очнулась? – Юра избегал моего взгляда. – Это для твоей же пользы. Чтобы ты не могла себе навредить.

– Прекрати нести чушь! С чего мне это делать?

– Юра хочет сказать, что все пройдет гораздо безболезненнее и легче, если ты будешь послушной девочкой и не станешь нам мешать.

Последние месяцы были очень тяжелыми. Мне пришлось увидеть многое, узнать о мире и людях то, о чем я и помыслить не могла. Пора бы уже привыкнуть. Но сейчас, глядя на некогда любимого мужа, отца моих детей, на лучшую подругу – на людей, которых любила всем сердцем, на которых привыкла опираться, кому доверяла, у кого искала утешения, я понимала, что не могу принять, уместить в голове происходящее. Мне легче было поверить, что я больная, сумасшедшая, потенциально опасная, какая угодно, и только в этом все дело.

А никак не в том, что эти двое хладнокровно сговорились против меня.

Сердце не желало смириться, но разум все прекрасно понимал. Я чувствовала, что раздваиваюсь, разваливаюсь на две половины, разрушаюсь… Скорбь, обида, ложные надежды, мысли, что я сама виновата или неправильно оцениваю происходящее, рано или поздно уничтожат меня, раздавят мою личность.

Я перестану быть, если буду колебаться между очевидным вещами и желанием, чтобы все стало, как когда-то: крепкая семья, близкая подруга, счастье и покой.

В ту самую минуту, лежа на столе, привязанная, беспомощная, одинокая, я поняла: если буду слабой, они меня уничтожат. Я рассыплюсь в прах. Спаять меня воедино и дать силы бороться может только одно: ненависть.

Иногда не любовь, а именно ненависть способна спасти человека.

И, почувствовав, как сильно я ненавижу этих людей, я дала себе слово, что выберусь. Что накажу их. Что они не смогут меня сломать.

Мне стало легче. Пусть чуточку, но легче.