Сквозь свинцовую вьюгу

В землянке стало необычно тихо. Мы слышали, как в железной, раскаленной докрасна печке звонко потрескивали дрова.

— Товарищи! — заговорил лейтенант. Я видел, как у него задрожала щетинка усов, нервно вздернулась бровь. — Товарищи, только что передали по радио экстренное сообщение. Сегодня, девятнадцатого ноября, войска Юго-Западного и Донского фронтов перешли в контрнаступление в районе Сталинграда. Враг окружен...

Словно прорвалась невидимая плотина. Мы повскакивали с мест, захлопали, закричали: «Ура сталинградцам! Ура героям!» А Леша Давыдин, отвернувшись в сторону, смахнул рукавом непроизвольно появившуюся слезу и, ни к кому не обращаясь, сказал:

— Выстояли все-таки братишки, выстояли!

В тот вечер я долго не мог заснуть. Вспоминались тяжелые, кровопролитные бои под Болховом и Перестряжем.

Чего только не делали гитлеровцы, чтобы раздавить, выбить советских воинов с занимаемых позиций! Каких только калибров снаряды, мины, фугасные бомбы не перепахивали нашу оборону! Сколько раз фашистские танки бросались в атаки! Но бойцы стояли не дрогнув.

В эти тяжелые дни нас вдохновлял высокий пример защитников Сталинграда, стоявших насмерть.

Новая радость: нашей дивизии за отличные боевые действия, героизм и мужество личного состава, проявленные в недавних боях, присвоено почетное, вызывающее законную гордость звание — гвардейской, и она переименовывается в 48-ю гвардейскую.

Конец декабря 1942 года. Зима уже обрела свою силу, бахромой инея запеленала ветви тульских берез.

Рано утром бойцы разведроты, четко печатая шаг, направились к большой заснеженной поляне, где уже строились полки и спецподразделения нашей 264-й стрелковой дивизии.

Ждали командующего 3-й танковой армией генерал-лейтенанта П. С. Рыбалко.

На плацу крутила поземка. Студеный ветер обжигал щеки. Солдаты, чтобы согреться, стучали каблук о каблук. «Ну, скоро ли прибудет наш командующий?!»

Вдали показался крытый «виллис».

Колонны задвигались, начали выравниваться. Наконец все стихло. Однообразные темно-серые шеренги солдат застыли на снегу.

На брезентовом верхе автомашины виднелось древко завернутого в парусину Знамени.

«Виллис» остановился.

— См-и-и-рн-о-о! — торжественно и звонко разнеслось в морозном воздухе.

Придерживая ладонь у папахи, командир дивизии генерал-майор Н. М. Маковчук быстрым шагом направился к командующему:

— Товарищ генерал...

Я хорошо запомнил невысокую, немного сутулую фигуру командарма в армейской шинели, в барашковой папахе с красным верхом. С тех пор мне больше не пришлось видеть его живым. И только спустя шесть лет, осенью 1948 года, я стоял у гроба этого выдающегося полководца, маршала бронетанковых войск, дважды Героя Советского Союза, смотрел на его спокойное лицо, и в памяти моей возникал тот студеный декабрьский день на солдатском плацу.

— Поздравляю вас со славным гвардейским званием! — донесся до меня голос генерала Рыбалко. — С честью носите его. Будьте бесстрашны в боях.

Знамя вынули из чехла. И вот оно, ярко-пунцовое, отороченное по краям золотой бахромой, зашелестело на ледяном ветру.

Командир дивизии генерал-майор Н. М. Маковчук опустился на колено, поцеловал край шелкового полотнища, произнес слова гвардейской присяги.

Вслед за комдивом их повторили бойцы всей дивизии, и мощный тысячеустый голос разнесся над заснеженным плацем:

«...Клянемся до последнего дыхания бороться с врагами Родины, не посрамить чести гвардейского Знамени!»

Знаменосец, сопровождаемый ассистентами, пронес Знамя вдоль рядов солдат. Все взоры устремлены к пунцовому полотнищу, на котором золотом сияют слова: «48-я гвардейская».

Я тоже не отрываясь смотрю на алый шелк, и в душе моей зреет большое чувство, которое трудно передать словами. «Я — гвардеец». Какое емкое это слово! Оно вобрало в себя все лучшее, что есть в нашем народе: мужество, бесстрашие, смелость, преданность Родине, народу, презрение к смерти.

Когда я думаю о гвардейце, вижу перед собой воина, кованного из чистой стали, не знающего страха, не умеющего отступать. Образцом гвардейца для меня были солдаты-панфиловцы и защитники Сталинграда.

Нашей дивизии предстоят еще жестокие бои. Враг силен. Но под святым гвардейским Знаменем мы будем идти вперед и вперед, освобождая от ненавистного врага нашу землю. С этим Знаменем мы придем к полной победе.

— Приготовиться к маршу! — раздалась команда.

Строевым шагом мы двинулись по плацу.

В землянку возвращались с песней. Вихрем неслась задорная «Тачанка». Запевала Андрей Лыков звонким голосом выводил:

Ты лети с дороги, птица,
Зверь, с дороги уходи!
Видишь, облако кружится,
Кони мчатся впереди!..

И десятки молодых голосов дружно подхватывали:

Эх, тачанка-ростовчанка,
Наша гордость и краса —
Конармейская тачанка,
Все четыре колеса.

В землянке нас ждал праздничный обед. Старшина выдал каждому по сто граммов водки.

— Раздобрел наш лейтенант! — переговаривались бойцы. — Обед закатил знатный. Сам как именинник ходит.