Сквозь тернии

— Я рад, что вы с нами, бабушка, и я люблю вас. Не требуйте, чтобы я любил вас больше кого-то, просто знайте, что я люблю вас без всякой причины. — Я поцеловал ее в морщинистую щеку. — Мы узнаем друг друга получше, и тогда я смогу заменить вам сына в каком-то смысле. Так что не плачьте, пожалуйста, и не чувствуйте себя одинокой. Ваша семья — здесь.

И тем не менее слезы струились по ее щекам, а губы тряслись, когда она отчаянно вцепилась в меня; и я услышал ее голос, совсем незнакомый, старый и надтреснутый:

— Джулиан никогда не жалел и не обнимал меня так, как ты сейчас. Он не любил и не позволял, чтобы трогали его душу. Спасибо, Джори, за твою любовь.

До этого бабушка была для меня просто летним эпизодом; она тешила мое самолюбие, хваля меня, позволяя мне чувствовать свою особенность. Теперь мне было грустно думать, что она останется в моей жизни каждодневно и, может быть, сделает мою жизнь менее радостной.

Все, казалось, сломалось в нашей общей жизни. Может быть, вина лежала на той женщине в черном, что жила по соседству? Но теперь в эту жизнь вошла еще одна старая женщина в черном, и она хотела в этой жизни доминировать. Я с досадой освободился от ее цепких объятий и спросил:

— Бабушка, почему это все бабушки носят черное?

— Ерунда! — вскричала она. — Вовсе не все!

Ее черные глаза были полны огня и возмущения.

— Но я вас вижу все время в черном.

— Да, и ты никогда не увидишь меня ни в чем другом.

— Я не понимаю. Мама как-то сказала, что вы надели черное, когда умер дедушка, но вы носили черное и перед тем, как умер мой отец. Вы в постоянном трауре?

Она язвительно улыбнулась:

— А, я понимаю. Тебя гнетет мысль о черных одеждах? Тебя это печалит? А меня это радует: значит, я тебя заинтриговала. Носить яркие, веселые наряды может любой. Но находить удовольствие ходить в черном может только личность. И, кроме того, это экономит деньги.

Я засмеялся. Мне показалось, что последний аргумент был решающим.

— А какую другую бабушку в черном ты знаешь? — Ее глаза подозрительно сузились.

Я улыбнулся и отодвинулся от нее; она нахмурилась и придвинулась. Я приблизился к двери, улыбнулся широко и открыто:

— Как это славно, что вы здесь, мадам Бабушка.

Будьте, пожалуйста, любезные Мелоди Ришарм. Когда-нибудь я на ней женюсь.

— Джори! — вновь пронзительным своим голосом закричала она. — Подойди сейчас же! Или ты думаешь, я пролетела полсвета для того только, чтобы заменить здесь твою мать? Я здесь только для одного: чтобы увидеть сына Джулиана танцующим в Нью-Йорке, во всех столицах мира, заслужившим славу, которая по праву должна была принадлежать Джулиану. Из-за Кэтрин он потерял ее, он был ограблен!

Опять злость взыграла во мне, а ведь всего секунду назад я любил ее. Мне захотелось ранить ее, как меня ранили эти ее слова.

— Разве моя слава поможет отцу в могиле? — закричал я.

Я не собирался позволять ей лепить из меня что-то по своему усмотрению: я уже был хороший танцор, и в этом была заслуга моей матери. Я не желал учиться у нее танцам, лучше бы она научила меня, как любить такое злобное, колючее и старое существо, как она.

— Я уже знаю, как танцевать, мадам, моя мать научила меня всему.

Ее взгляд, исполненный презрения, заставил меня задохнуться от злости, но в следующий момент я более всего удивился: она встала на колени и молитвенно сложила руки под подбородком. Она закинула свое худое лицо и, казалось, смотрела Богу прямо в глаза.

— Джулиан! — страстно закричала она. — Если ты сейчас слышишь нас, значит, ты видишь дутую надменность своего четырнадцатилетнего сына. Сегодня я вступаю с тобой в заговор. Перед тем, как я умру, я увижу твоего сына знаменитейшим танцором мира. Я сделаю из него то, чем стал бы ты, если бы не твои увлечения машинами и женщинами, не говоря уж о других пороках. Ты будешь жить в своем сыне, Джулиан, и продолжать танцевать в нем!

Я глядел на нее во все глаза, а она в изнеможении упала в кресло, вытянув мускулистые балетные ноги перед собой.

— Надо же было Кэтрин сделать такую глупость — выйти замуж за человека много старшего ее. Где тогда был ее хваленый ум? А о чем думал он? Хотя, сказать по правде, годы назад он, наверное, был хорош собой и уж во всяком случае привлекателен, но ведь можно было предположить, что он будет стар и дряхл еще до того, как она достигнет своей женской зрелости! Нет, выходить замуж надо за человека, более близкого тебе по возрасту.

Я стоял перед ней потрясенный, дрожащий, растерянный, но в моем темном сознании стали понемногу, неохотно приоткрываться какие-то закрытые, потайные двери. Нет-нет, говорил я сам себе, успокойся и ничем не выдавай своего волнения. Не давай мадам новый повод для попрания мамы. Ее черные горячие глаза приковали меня к месту, и я был не в силах двинуться, хотя больше всего мне хотелось убежать, убежать куда глаза глядят.

— Почему ты дрожишь? — спросила она. — Почему ты такой странный?

— Я странный?