Сквозь Тьму и… Тьму

– Зовут меня Алсамаар. Печален я, – продолжал он ровным голосом. – Пришел ко мне младший Ревнитель Моолнар и сообщил, что в Ланкарнаке появился кожевенник Ингер с редкими по тонкости и выделке изделиями из кожи. И принес он одну из вещиц, выделанных твоим братом. Прав был Ревнитель. Это прекрасная работа. Даже кожевенники Храма не всегда способны сработать такие вещи. Взять хотя бы вот этот пояс. – Жрец обернулся, и тотчас же из-за его спины вынырнул Ревнитель; непонятно, как тот с такой молниеносной быстротой успел угадать желание жреца Благолепия, но только стоило упомянуть злополучный пояс, как Ревнитель уже подавал его Алсамаару. – Взять хотя бы этот кожаный пояс, дочь моя, – продолжал он, совершенно не обращая внимания ни на Леннара, ни на вышедших за ворота и склонившихся перед жрецом старика Герлинна, его жену и двух сыновей, братьев Ингера и Инары. – Этот пояс прекрасен. Такой тонкой работы я не держал в руках, такой прекрасной окраски кожи не видел. Говорят, что в стране Гембит, что двумя уровнями выше нас, делают не хуже, но в Гембите я не был и шедевров тамошних мастеров не зрил. А это!.. – Жрец Алсамаар возвысил голос, и в голосе его прозвенели металлические нотки. – Этот пояс гораздо лучше тех, что опоясывают станы младших Ревнителей Благолепия, прибывших со мной. Да о чем я, лживый?! Даже старшие Ревнители, даже жрецы и сам Стерегущий Скверну не носят таких прекрасных поясов! Знал ли твой брат, чем он торговал? Неслыханно, невероятно… Выходит, что любой купец, у которого хватит мошны купить это, опоясался бы вещью, много превосходящей по красоте и крепости красные пояса Ревнителей – символы власти, чистоты и веры!!! Но это еще не все. Среди товаров его были и перчатки. Несколько пар, и сработаны те перчатки, самое малое, не хуже тех, каковые вручают нам, жрецам, при возведении в очередной сан!!! Или этот ремесленник не знал, что перчатки из животной кожи – знак, знак принадлежности к Храму?!

Его голос загремел гневом. Но тотчас же жрец Благолепия с силой ударил себя растопыренной ладонью по лицу, давая понять, что порицает себя за вспышку гнева и ярости, не приличествующую особе его сана. Царила мертвая тишина. Казалось, замолчали даже скот и птица; это не говоря уж о людях. Жрец Алсамаар продолжал тихим, кротким голосом:

– Ведомо ли вам, что это значит? Привезя в Ланкарнак вещи, изготовить которые не под силу простому человеку, твой брат оскорбил тем самым не только нас, кротких служителей Храма, блюстителей чистых душ и сердец. Он оскорбил богов и самого Ааааму, чье истинное Имя неназываемо! Ведь ясно, что не он сумел сделать эти вещи. Значит, кто? Кому он продался? Твой брат Ингер… Ты посмотри на него. Нет, ты только посмотри на него!

Ингер сидел на повозке, бессильно свесив руки и ноги. Его нижняя губа бессмысленно отвисла, он чуть покачивался взад и вперед, уже, кажется, слабо осознавая, что происходит вокруг него.

– Ясно, что этот человек не может дойти своим умом до… – Жрец прервал сам себя и, вперив в Инару взгляд своих темных глаз, прошелестел: – Тогда кто? Кто и при помощи чего сподобил твоего брата привезти в Ланкарнак изделия столь обольстительной, чудной работы? Говори, дочь мира. Здесь только ты одна чиста и не солжешь мне. Я вижу это столь же ясно, как эти бархатные темно-синие глаза на твоем лице. Говори.

Инара мертвенно побледнела. Леннар скосил глаза и увидел, как на ее виске пульсирует нежно-голубоватая полупрозрачная жилка.

– Не надо, – сказал он отрывисто и сделал шаг вперед, – не надо, жрец. Это я научил ее брата. Я, и никто другой. И готов доказать тебе, что говорю истинную правду.

Казалось, Алсамаар только и ждал этого ответа. Его глаза полыхнули торжеством, как ни старался он скрыть свои эмоции. Он взглянул на Леннара и произнес:

– Наверное, ты появился в этой деревне не так давно, не правда ли?

– Да, о великий жрец!.. – завопил старик Герлинн, которого вообще-то никто и не спрашивал. Он вылетел из своего двора, как пробка из винного кувшина, и повалился к ногам жреца Алсамаара. Все лучшие качества были начисто вытеснены из души старого скупердяя одним-единственным устремлением: отвести подозрение от своего сына и от всей своей семьи, ну и, конечно, тем самым спасти собственную старую шкуру. – Это он, он! Его подобрал Ингер неподалеку от Проклятого леса пятнадцать или двадцать светов тому назад! Каюсь, он жил в моем доме, но лишь потому, что я чту заветы великих богов и не могу выгнать больного, умирающего человека! Верь мне, о отец!

Кривая печальная усмешка появилась на губах Леннара.

– А вчера, каюсь, взял он моего осла… то есть лошака… Нет, осла, осла… и поехал, значит, на нем к Поющей расщелине, к проклятому Храмом месту!.. Даю обет принести того осла в жертву великому Ааааму, чье истинное Имя неназываемо, и еще пять несушек с птичьего двора!

– Светозарный не примет твоей жертвы, – презрительно сказал служитель ланкарнакского Храма. – Прирежь свой скот лучше на потребу Блькалла, бога нечистот!