Сквозь тьму с О. Генри

— Четвёртое июля, конечно же, полковник, которое наступит этой ночью ровно в двенадцать часов. Давайте отпразднуем его как подобает.

Все, кто читал О. Генри, знают, как три мота-патриота праздновали день рождения американской нации. Он запечатлел эту пирушку в рассказе «Четвёртое июля в Сальвадоре». То, что выпало из его памяти, он домыслил, но многое из описанного, исключая фабрику по производству льда и тысячи долларов от правительства, случилось на самом деле.

Не помню, как это произошло, но Фрэнк сошёл с парохода и присоединился к нам. Далеко за полночь Портер взял нас с собой в консульство, где располагался его домашний очаг: там, в одном из углов большой гостиной стояла узкая койка. Он снял с неё несколько одеял и расстелил на полу, после чего все мы трое растянулись на них.

Наутро, в одиннадцатом часу, началось празднование Четвёртого июля. В нём приняли участие Портер, Фрэнк, два ирландца — владельца индиговой концессии, американский консул, я и один негр, которого мы взяли в свою компанию во имя соблюдения демократии. Для придания чествованию триумфа Америки над метрополией ещё большей торжественности, Портер настоял на том, чтобы к нам присоединился английский консул. Мы изложили своё предложение представителю его величества, и тот с энтузиазмом принял его, заметив, что «это будет чертовски забавная штука».

Среди крошечных хибарок Трухильо было всего четыре дома нормального размера. Мы стояли в тени губернаторской резиденции и с чувством выводили «Звёздно-полосатое знамя». Желая почтить нашего гостя, Портер предложил исполнить «Боже, храни короля», но британец запротестовал: «Не превращайте праздник чёрт знает во что!»

Мы начали торжества пальбой на улицах в лучших традициях Техаса — это был наш способ подготовки к вечернему фейерверку. Задумывалось также устроить барбекю и полакомиться жареной козлятиной в прибрежной лимонной роще. Этого нам было не суждено — помешала большая политика.

Своими выстрелами мы разнесли в дребезги пару estancas. Повсюду валялись битые стаканы, бармены-карибы сбежали. Мы перешли на самообслуживание, честно оставляя плату за каждый употреблённый стакан. Портер, самозабвенно лупивший бутылкой по зеркалу, из-за чего оно превратилось в груду осколков, повернулся к нам со странным, неподражаемым выражением лица — озорным и спокойным одновременно.

— Джентльмены! — возгласил он. — Туземцы пытаются присвоить себе наше законное Четвёртое июля!

Мы высыпали на улицу, разразившись беспорядочной стрельбой в воздух. К нам галопом приближался какой-то верховой — коротышка в ярко-красном кителе. Вслед за ним поднимали тучи пыли десятка три босоногих всадников — тоже в красных кителях, чем их одежда, фактически, и ограничивалась. Они вовсю палили из дедовских ружей, заряжающихся с дула, с таким зверским видом, как будто действительно собирались кого-нибудь прикончить.

В тот момент, когда их заводила на своей невидной серой лошадке поравнялся с нами, Портер ухватил его за пояс и стащил на землю. Я впрыгнул в седло, стреляя и испуская душераздирающие вопли, как умалишённый.

— Подкрепление! Подкрепление! — победной песней гремело сзади. Понятия не имею, куда и зачем я скакал.

Но на следующий день нас в нашей резиденции в консульстве навестил сам губернатор в сопровождении двух маленьких смуглых карибов. Он желал поблагодарить американских патриотов, оказавших неоценимую помощь в подавлении попытки государственного переворота. Их усилиями была спасена республика! Великодушным жестом он предложил нам кокосовую плантацию, одну из тех, что произрастали по собственной воле по всей территории страны. Потрясающий подвиг доблестных американцев спас великую гондурасскую нацию!

Мы даже не подозревали, что, оказывается, имел место переворот, как не знали и того, на чьей, собственно, стороне мы сражались. Портер поднялся на ноги и торжественно произнёс:

— Передайте нашу глубокую благодарность правительству, — ответил он с едва заметной покровительственной ноткой в голосе. — Доблестных патриотов так часто предают забвению!

Похоже, что, опрометью устремившись к дверям разнесённого нами кабака, мы своим вмешательством изменили ход истории. Правительственные войска преследовали повстанцев, а повстанцы не только успешно сопротивлялись, но им даже как будто сопутствовал успех. Правительственная армия сплотилась вокруг нас, и мы привели её к победе — бескровно и мирно.

Но мы не долго наслаждались триумфом. Правительство и вожди повстанцев преодолели свои разногласия. Генерал мятежников потребовал в качестве возмещения ущерба за оскорбление, нанесённое его войскам, выдать ему головы этих посторонних головорезов, задушивших революцию прежде, чем она по-настоящему началась.

Американский консул посоветовал нам уносить ноги, пока не поздно.

— Неужели в этом государстве американскому гражданину не найти защиты? — вопрошал я.