Сквозь тьму с О. Генри

— Полковник, этому человеку место в лазарете для душевнобольных, а не в клетке. У него в мозгу что-то застряло и давит. Таково моё личное мнение.

Вердикт меня вполне удовлетворил. Каждый вечер я ходил к клетке Айры, приносил ему то печенье, то немного жаркóго со стола начальника. Через некоторое время я понял, что Айра привык к моим посещениям. Он ждал моего прихода!

Этот дикарь, одно имя которого наводило ужас, сидел у решётки, его непостижимые горящие глаза следили за коридором в ожидании моего появления, и в них была робкая мольба.

Он брал теперь печенье у меня из рук и тут же ел. В течение четырнадцати лет никто и никогда не видел, как Тюремный Демон ест. Харч ему совали в пространство между двойной решёткой его клетки, но он к нему не притрагивался. Он затаскивал еду в клетку ночью, когда никто не видел.

Мы разговаривали о тюремной жизни. Айра отвечал весьма толково. Тогда я попытался выведать у него его историю, но из этого ничего не вышло: больше трёх-четырёх слов выдоить не получалось. Он ничего не помнил и только в отчаянии сжимал голову своими огромными лапищами.

Было известно, что Айра загремел за убийство — задушил кого-то. Но никто не знал, каковы конкретные обстоятельства, приведшие его к преступлению. Впрочем, никому и не было до них дела. Я хотел послать письмо кому-нибудь из его друзей, если у него таковые имелись. Возможно, они могли бы чем-то ему помочь.

— Не знаю. Голова болит, — вот и всё что отвечал он своим гортанным, глухим голосом. — Тележка с углем. Заехала по башке.

Вечер за вечером, напрягая все свои мозги, он давал мне одни и те же ответы. Ему хотелось вспомнить. Когда это не удавалось, он складывал вместе свои могучие ладони и поворачивался ко мне со смиренным, просяще-отчаянным выражением. Но как-то раз в его затуманенной памяти начало что-то вырисовываться.

Я погрузился в собирание мозаики из разрозненных слов, которые он бормотал. Должно быть, я просидел у него не меньше получаса, когда появился посыльный от начальника и позвал меня к нему.

— Где это тебя носит? Серенады, что ли, распеваешь по ночам? — загремел Дарби. И по внезапному наитию я рассказал ему о Демоне и яблоке.

— Айра — всего лишь бедное, умственно отсталое создание. Ему вагонеткой с углем заехало по голове. А вообще он безвреден, как дитя, если с ним правильно обращаться.

Дарби воззрился на меня так, будто я на пару с Маралаттом выжил из ума.

— Ей-богу, правда. Он у меня из рук ест.

— Коли так, я заберу его оттуда.

На следующее утро мы пошли к Маралатту вместе. Начальник приказал открыть дверь. Внутри клетки виднелись только смутные очертания фигуры Айры. Охранник трясся от страха. Дарби взял ключ, открыл замок и шагнул вперёд. Если бы он вдруг бросился под идущий на всех парах поезд, то и тогда не был бы так близок к смерти, как сейчас. Айра сначала осторожно подался назад, а затем молниеносно метнулся к Дарби.

— Айра! — закричал я. Массивная фигура застыла, словно его вдруг ударило высоковольтным разрядом. Тюремный Демон уронил руки, опустился на четвереньки и приблизился ко мне.

— Айра, веди себя хорошо, — шепнул я ему.

Начальник овладел собой. Мы вместе вошли в крохотную камеру. Вонь, непередаваемая дремучая вонь, чуть не сбила нас с ног.

— Выходи наружу, Айра, — сказал начальник. Я кивнул. — Я дам тебе хорошую работу, Айра, если ты будешь прилично себя вести. Согласен?

Впервые за всё время заключения Айра услышал доброе слово от тюремного служащего. Он замотал головой, глаза его недоверчиво сузились, забегали. Он подался прочь от начальника.

— Не бойся, Айра, на этого человека можно положиться.

Этот гигант, на фут выше меня, мог бы раздавить автора этих строк голыми руками. Однако он смирно шёл рядом, поглядывая на меня сверху вниз с такой кротостью, что охранники только диву давались.

Начальник направился прямиком в больницу, где распорядился как следует накормить Демона и оказать ему всяческую помощь. Через три недели перед нами вместо бешеного чудовища по имени Айра Маралатт предстал мягкий, разговорчивый Геркулес. Доктора нашли на его черепе вмятину, давящую на мозг и обусловливавшую дотоле необъяснимые приступы убийственной ярости; ему сделали операцию и выправили вмятину. К Айре вернулась память, и он рассказал нам свою историю, трогательную и глубоко трагичную.

Он работал пудлинговщиком[29] на сталелитейном заводе в Кливленде. Это поистине адова работа — полуголый рабочий стоит перед самой топкой и мешает расплавленное железо. Он дышит не воздухом — он дышит раскалённым ураганом. На уши ему постоянно давит оглушительный гул, сильнее грохота тысячи работающих паровозов. С этим кошмаром могут справиться только самые сильные. И Айра Маралатт был из таких.

На заводах началась забастовка. Айра вернулся домой к жене — он уже почти год как был женат, и они выплачивали ссуду за маленький домик. Никакой другой работы Айре найти не удалось. Всеобщая стачка. Надеждам конец.

— Пойду-ка я в Каналтаун, в шахты, — сказал он своей молоденькой жене. — Вернусь, как только всё уляжется.