Сквозь тьму с О. Генри

Ведь они преспокойно запускают лапу в государственную казну, набивают себе карманы чужим золотом, и никто даже словом не обмолвится о том, что они самые настоящие воры. А я должен подписаться под этой грязной ложью! Полковник, даже вы выглядите как жалкий карманник в сравнении с аферой, которую они собираются провернуть!

— А кто же будет выдавать лекарства, Билл? Да разве им с этой работой справиться?

Портер в раздражении тряхнул головой.

— Не пляшите на похоронах, Эл. Всё очень печально. Даже трагично. Вы помните посланный вами запрос на мясо и бобы? Вы знаете, что произошло и что должно воспоследовать?

Я догадывался. Меня посвятили в эту кухню. Будучи секретарём начальника, я отдавал приказы относительно поставок в тюрьму. Если на вещевом складе требовалась шерсть, или в слесарке желали получить стальные болванки, или мяснику нужно было мясо и т. д. — список необходимого посылали в кабинет начальника. А я отсылал запросы кастеляну. Билл Портер, как его секретарь, обнародовал заявку, и тогда с наиболее устраивавшим нас поставщиком заключался договор о поставках того или иного товара на определённый период времени.

Многие крупные бизнесмены стремились заполучить себе эти договоры. Когда заявка обнародовалась, эти акулы предлагали цены, зачастую намного ниже рыночных. Эти предложения, разумеется, должны были храниться в секрете. Тот, кто предлагал самую низкую цену на свои товары, получал заказ.

На деле же подобная практика была пустой формальностью.

У государственных и тюремных заправил имелись друзья. И если друг предложил не ту цену, то ему делали недвусмысленный намёк и разрешали сделать ещё одно предложение, дав цену чуть-чуть ниже, чем самая низкая из предложенных. После чего этот деятель начал бы поставлять в тюрьму товары самого дурного качества по непомерной цене.

Государство выделяло средств достаточно, чтобы вместо тюрьмы содержать первоклассный отель.

Однако тюремная еда была такова, что здоровью даже самых выносливых узников наносился непоправимый вред. То же самое можно было сказать и об остальных товарах, поставляемых для тюремных нужд.

— Вы знаете, что произошло? — хрипло повторил Портер. — Сегодня поступили предложения. Цены невероятные. Я изучил соответствующие рыночные статьи и решил вернуть предложения обратно, туда, откуда они пришли, и потребовать реалистичных цен. Меня проигнорировали. Но это ещё не всё. Контракт получил вовсе не тот, кто предложил самую низкую цену. Этот другой получил сведения о цифрах, предоставленных его конкурентом и выставил свою цену — на один цент ниже. Это значит, что налогоплательщиков без зазрения совести ограбили на тысячи и тысячи долларов только на одном этом контракте. А из того, что какой-нибудь бедняга, сидящий здесь за решёткой по обвинению в присвоении жалких пяти тысяч, из которых на самом деле даже цента не увидел, устраивают целый спектакль! Вам известно что-либо о подобных вещах, Эл?

Портеру, по-видимому, было невдомёк, почему его огорчение не произвело на меня должного впечатления.

— Ещё бы, Билл. Вот, глотните-ка для успокоения. — Я налил ему бокал чудесного старого бургундского. — Ну как, отличное? Оно досталось мне после моего предшественника, а тому — от того парня, что получил нынешний контракт на поставку бобов. Так что от этих махинаций и нам теперь будет что-нибудь перепадать!

Портер оттолкнул бокал.

— Вы хотите сказать, Эл, что будете смотреть сквозь пальцы на подобные преступления? Да ведь те, кто отбывает здесь пожизненное заключение, — просто ангелы небесные по сравнению с этими разбойниками с большой дороги!

— Билл, не тратьте зря нервы. Будете ли вы кипеть, будете ли закрывать глаза — всё одно. Да легче сокрушить эти каменные стены голыми руками, чем пытаться управиться с коррупцией. Ну чего вы добьётесь вашими протестами? Практика законной кражи у государства существовала здесь задолго до вашего появления, и сколько бы мы ни тýжились, таковой и останется, вот и все дела.

— Тогда мне лучше убраться из кабинета кастеляна. Завтра подам прошение об отставке.

Портер встал, собираясь уходить. Он был в таком состоянии, что легко мог натворить дел себе же во вред. Мне совсем не улыбалась мысль о том, что утончённый и аристократичный Билл может угодить в отвратительную одиночную камеру. И ещё меньше мне понравилось бы зрелище Портера, привязанного к лохани и избитого до полусмерти.

— Сядьте, Билл, и не валяйте дурака. Послушайте умного совета. — Я схватил его за руку и притащил обратно. — Правительство прекрасно знает об этих махинациях и ничего не имеет против. Наоборот, всячески поощряет. Ведь это же всё крупные шишки. Они — столпы общества.

Портер взирал на меня с отвращением.

— Что вы собираетесь делать? — спросил я.

— Пойду к начальству и расскажу, что я не вор, хоть я и заключённый. Я не позволю им подписывать эти позорные договоры. Скажу, чтобы нашли себе другого секретаря.