Сквозь толщу лет

Евгения Николаевна Васильева Иосиф Аронович Халифман СКВОЗЬ ТОЛЩУ ЛЕТ

ДОЛГИЙ СВЕТ (повесть)

Глава I Его университеты

Дом бедного — как детская ладонь.

Вбирая всё, что взрослому не надо,

она жуку диковинному рада,

сыта песком, горошинками града,

речной ракушки звоном и прохладой —

и, как весы, становится крылатой

от каждой лепты, с каждою утратой,

и вся дрожит, едва ее затронь.

Дом бедного — как детская ладонь.

Райнер Мария Рильке

В конце концов должна была появиться голова, готовая заняться всеми загадками, которые ставят на каждом шагу эти маленькие создания, бессчетные, как звезды, загадками, быть может, более разнообразными, более диковинными, более неотложными, чем загадки звезд.

Морис Метерлинк

Ярмарка в Бокере

На перегоне между знаменитым Авиньоном и знаменитым Арлем лежат совсем рядом еще две географические точки, увековеченные в литературе: Тараскон, родина достославного Тартарена, и Бокер, ныне мало кому известный. Экспрессы проносятся мимо него без остановки, местные поезда привозят и увозят считанных пассажиров. Зато лет полтораста назад чуть не все пути на юге Франции вели летом в Бокер и чуть не все французские поэты и прозаики упоминали о Бокерской ярмарке.

Правда, и тогда Бокер был маленьким и, несмотря на древний замок, жалким городком. Многие считали, будто на свете вообще нет места более скучного. Но то вообще. Во время же проходивших здесь каждый год ярмарок сонный триста тридцать дней в году уголок становился неузнаваемым.

Пестрые толпы заполняют узкие улочки и тесные площади. Шум и громкий говор взрывают застоявшуюся тишину. Натренированное ухо разбирает в слитном гуле наречия Франции и языки иных стран. Купцы прибывают с севера, с запада, с юга — из Неаполя, Генуи, Кипра, Греции, Мальты… Заняты все городские лавки и склады. Крытые холстом ларьки, примостившиеся вдоль домов, доверху забиты добром — штабелями шерсти, кипами белья. На каменных скамьях меж деревьев и прямо на тротуарах выложен нехитрый товар мелких галантерейщиков.

Ярмарка выплескивает за городскую черту, захватывает берег реки. Возле каменного Бокера на огромном лугу возникает дощатый: тянутся ряды, павильоны, палатки.

И все же в этом хаосе купли и продажи сохраняется некая система. За сотни лет существования Бокерской ярмарки здесь сложились обычаи непреложной силы. Большую и Среднюю улицы занимают продавцы шелков и суконщики. Так как торгуют они товаром богатым, то за постой с них берут подороже. Склады льняной мануфактуры сосредоточены ближе к Ронскому шлюзу. Тут и ночевка дешевле.

Торговцы на ярмарочной площади размещаются тоже гнездами. Особенно велик участок у марсельцев с их бакалеей и аптекарскими снадобьями. За ними мастера из Граса выложили бастионы мраморного и пирамиды душистого мыла, расставили батареи коробок с румянами и помадой. Солнечный луч плавится тяжелыми бликами в пузатых бутылях ароматных масел, дробится россыпями цветных искр на гранях флаконов с духами — это уже парфюмерия из Монпелье…

Преобразилась и Рона. Как ни широка она здесь, как ни быстро ее течение, она вся покрыта судами. Каталонские парусные лодки, генуэзские фелюги, марсельские шаланды, барки из Гренобля теснятся у причалов или стоят на якоре подальше от берега.

Над водоворотом толпы, кружащей в лабиринте ларьков и складов, колышутся полотнища ткани. Они натянуты поперек улиц — квадратные, круглые, треугольные, пунцовые с белыми надписями, зеленые с ярко-красными текстами.

Здесь указаны имена торговцев, их адреса в Бокере. Таким образом каталонский купец может узнать, где ему искать своего приятеля из Милана или конкурента из Салоник, а промышляющий скобяным товаром негоциант из Клермон-Феррана находит старых клиентов с Корсики.

Ветер развевает эти фирменные штандарты, плещет ими, и весь город на берегу сверкающей реки кажется каким-то сказочным восточным кораблем.