— Могу назвать два. Конечно, явления несопоставимы. Но все же. Ниагарский водопад и — чикагские бойни. Ведь я зоолог. Предприятие, к одному концу которого подходят железнодорожные вагоны с живым скотом, а с другого отбывают составы, груженные мясными консервами, не может не потрясти.
Через день, прогуливаясь по палубе, Фриш остановился у почтового киоска, разглядывая свежий плакат, оповещающий пассажиров: завтра в 12.00 заканчивается прием писем в Европу. Они будут доставлены адресатам за 36 часов до приезда отправителей. На плакате — пароход «Бремен» и летящий впереди аэроплан.
Катапультирующий самолетик, забрав всю почту и посылки, примерно с полдороги поднимался в воздух, обгоняя судно.
Купив карточку с портретом своего лайнера и написав жене несколько строк, Фриш подумал снова: «Учимся и мы прессовать время…»
— А ковбоев видели в работе? — спросил за ужином сосед, с которым в прошлый раз говорили о чикагских бойнях.
— Не довелось, — признался Фриш. — В резервациях индейцев Онондага был, но ничего похожего на то, что читал у Фенимора Купера. Ни единого вигвама. Остатки племени живут в полуразрушенных деревянных бараках, и перед каждым вместо степных скакунов — остовы старых-престарых автомашин: мотор и седло на четырех колесах. Самое удивительное, что на этих колымагах ездят. Да, не слишком ласково обошлись белые со своими краснокожими братьями. Но что было — прошло. Зато сколько любезности, благожелательности, гостеприимства сейчас! И в отношениях между собой американцы выдержанны и вежливы куда больше, чем европейцы. За все время в Штатах я не слышал грубого слова, произнесенного американцем…
Собеседник взглянул с любопытством и, помолчав, заметил:
— Похоже, профессор, вы не учитываете, что ездили не по Соединенным Штатам, а по университетам. Вы, можно сказать, глотнули воздуха на академическом Олимпе страны. А побывали бы среди ковбоев — там и климат другой. Но раз вы не знакомились с ковбоями, то и о родео не слыхали…
— Нет, — покачал головой Фриш, чем воодушевил собеседника.
— А между прочим для зоолога поучительный спорт, хотя натуралистов и среди его чемпионов и среди болельщиков немного, — продолжал сосед.
— Так расскажите, — взмолился Фриш.
— Это во многих западных штатах весьма популярное зрелище. Вариант испанской корриды. Более гуманный в отношении животных, но для тех, кто выполняет роль тореадора, не менее опасный. Вообразите: громадный бык, как у нас в Штатах говорят, круторогая тонна бешеной ярости на четырех кованных бетоном копытах! А человек должен изловчиться, вскочить на чудовище и хотя бы восемь секунд не давать сбросить себя на землю. Ажиотаж на этих представлениях не меньший, чем в Англии на дерби или на футбольных матчах. Чемпионы родео настоящие знаменитости, под стать кинозвездам… Но особенно интересно познакомиться даже не с чемпионами, а с клоунами родео. Вот кто разбирается в психологии быков лучше, чем ваш собрат по ученой части и ковбой! В помятом котелке, пестрой куртке, мешковатых штанах — одна штанина желтая, другая синяя — да еще в старых, стоптанных ботинках длиной чуть не в полметра, клоун спотыкается, падает, веселит зрителей, но не мешает наблюдать главное действие — между осатанелым быком и сверхловким чемпионом. За секунды, пока тот ухитряется держаться на быке, свист и крики зрителей накаляют обстановку до предела. Наконец бык скинул ненавистную ношу, и чемпиону надо без промедления скрыться, не попасть на рога или под копыта… Тут и выдвигается на первый план клоун. Не забывая смешить публику, он вступает в прямую игру с быком, помогает побежденному победителю покинуть с достоинством поле боя и понемногу заманивает за собой разъяренное животное, уводя туда, где за ним сомкнутся решетчатые ворота. Как только арена освобождена, с другого конца выбегают новый бык и новый претендент на рекорд, а клоун, ковыляя в своих нелепых башмаках, возвращается, чтоб начать все сначала, потом еще и еще. Редко какой игрок появляется на арене больше двух-трех раз, пробует силы на двух-трех быках. Клоун, забавляя зрителей, работает с двумя-тремя десятками быков! Он понимает их нрав и характер, знает их повадки и маневры.
Вы правильно оценили чикагские бойни. В этом комбинате свинью, как у нас говорят, от пятачка до хвоста используют, только последний визг не обращается в продукцию. Сколько здесь спрессовано техники и науки! А у клоунов родео?
— Понимаю, — живо согласился Фриш. — Однажды господин Штош из цирка Саррасани прочитал для наших студентов лекцию о жизни зверей и птиц в неволе, о дрессировке животных. Это было интересно. Помню, он рассказывал, как слона приучали становиться на голову. Номер давался нелегко. «Как же я обрадовался, — признался Штош, — подсмотрев, что в клетке, куда слона уводили на отдых, он сам повторяет упражнения, хотя не видит тех, кто его поощряет за усердие… Важно работать с животными так, чтоб им это было приятно, тогда дело идет успешнее. Они сами помогают нам». Я догадывался об этом, когда дрессировали рыб. Рассказ Штоша подкрепил мои мысли.