– Аня, послушай – все сгладится. Поверь, на все есть причина. Даже если ее пока не видно, ничего не происходит просто так.
– Я устала, Лен, – ответила тихо, без сил.
– Вода даст тебе немного энергии. Давай, снимай белье и в душ. Не заставляй меня раздевать тебя догола. Будешь упираться, могу и мочалкой отдраить! Ну, как детеныш, серьезно! Вот Разумов почти так же себя вел, когда ты отключилась в галерее.
– Вранье, – хрипнула Анна.
– Почему же? Ты давай не болтай, залазь под воду.
Анна повиновалась. Сбросила белье и, шагнув в кабинку, закрыла двери. В замкнутом пространстве слезы душили еще сильней.
– Не слышу звук воды, – заговорила Лена. – Я на тебя не смотрю, можешь не стесняться.
Савина дотянулась до крана и нехотя повернула его. Тело обдало холодной водой, тысячи ледяных игл впились в кожу. Пусть.
– Так вот, – тем временем, бормотала художница, – когда ты вырубилась, Денис собирался выпрыгнуть в окно. Не знаю зачем. У вас обоих какой-то сдвиг на почве этой связи, о которой вы не хотите говорить. И меня это жутко злит.
Было слышно, как Лена шлепает по кафелю.
– Ты чуешь, Савунья?
– Да, – ответила Анна, закрывая воду, – полотенце дашь?
– Ой, секунду! – подруга зашуршала ящиками, затем постучала в матовое стекло кабины. – Вот!
Анна обернулась в полотенце и выбралась наружу. И в правду стало легче, хотя сердце до сих пор обливалось кровью и в легких не хватало воздуха. Но она не может раскиснуть, должна держаться ради папы. Больше незачем.
– Мне все равно, что он там пытался сделать. Он подлец и обманщик. И больше не хочу слышать о нем, – Анна бросила взгляд в окно, где темнота уже спрятала лазурные небеса. – Сегодня поздно, но завтра я уеду, не хочу случайно встретить его у вас. И вас подставлять не хочу и его видеть тоже. Достало! Я домой хочу! – последние слова выкрикнула. Слезы снова подступили к горлу, но она сдержалась, глотнула горький комок и взяла из рук Лены халат.
Утро было туманным, тихим и тоскливым. Анна долго лежала в теплой постели и смотрела в окно. Лена несколько раз заглянула в комнату, но Савина, слыша ее шаги, прикрывала глаза, делая вид, что еще спит. Так не хотелось вставать, двигаться, говорить и вспоминать.
Кошмары снова мотали ее по кровати всю ночь, отчего казалось, что она не отдохнула, а утомилась.
После чая, вечером, они с Леной какое-то время беседовали на отдаленные темы, в основном творческие. Стас несколько раз заглядывал, пил воду, и странно посматривал в Анину сторону, но художница показывала ему взглядом «не мешай», и он молча уходил. Спрашивать, что там было с Разумовым не хотелось. Анна знала, что это конец.
– Ты не спишь? – снова заглянула Лена. Наверное, было уже довольно поздно, что девушка не выдержала и спросила. Анна не повернула голову, но тихо прошептала:
– Уже нет.
– Я завтрак приготовила. Покушаешь со мной? Я сегодня выходная, можем куда-то сходить, если захочешь.
– Я не голодная, спасибо.
Лена зашла в комнату и распахнула шторы. Савина не шевельнулась, только зажмурилась от солнца.
– Вот даже не начинай! Давай, вставай, я хочу тебе кое-что показать.
Но Анне было неинтересно.
Лена стала напротив, уперла кулачки в боки и зарычала.
– Савка, ты начинаешь меня злить. Я же покусать могу! – затем стала стягивать одеяло. – Что ты, как улитка, спряталась в панцирь и никого не пускаешь! Откройся, доверься. Я же тебе добра желаю. Или этого не видно?
Савина посмотрела в лицо подруге, придерживая край одеяла. Лена говорила искренне.
– Хорошо, встаю.
Умывалась долго. Смотрела в серые потухшие глаза в зеркале и ненавидела себя. Снова доверилась и обожглась. Так! Не реветь! Хватит уже. Стукнула кулаком о мойку, и боль привела в чувства. Нога уже не тянула, отечность спала. Лена вечером дала какую-то мазь, жутко вонючую, но после нее Савина хоть смогла уснуть.
– Аня, чай стынет, – поторопила Лена с кухни. Хорошо, что Стаса не было дома, Савина планировала до его приезда убраться отсюда.
– Да иду уже! – крикнула и испугалась собственного голоса.
Волосы расчесала, заплетать или завязывать не захотела. Пусть висят тусклыми лохмотьями. Анна чувствовала, что что-то с ней не так. В душе случился какой-то надлом, который теперь, как серная кислота, понемногу разъедал изнутри. Особенно тянуло в районе груди, кажется, теперь там вместо сердца черная дыра.
Побрела на кухню, где стоял густой запах сладкой выпечки.
– Уже десять утра, – протянула Лена. – В двенадцать Стас с задания приедет. Сходим куда-нибудь?
– Нет, Лена, я хочу уехать в отель. Я обессилена. Мне нужен моральный отдых.
– Понимаю и не понимаю, – художница присела напротив, передвинула на центр стола чашку с чаем и широкую тарелку со сдобой.
– Я не могу сказать, – Анна выдохнула, сжала до белых костяшек кулаки.
– Не настаиваю, – художница пожала плечами. – Видимо, у нас со Стасом доля такая – не знать ваших тайн.
– Перестань. Я себя чувствую предательницей, когда ты так говоришь, но знаешь же, что не могу иначе. Пока не могу.
Подруга молчала. Отпила аккуратно глоток чая, затем всмотрелась Анне в глаза.