Сквозь тусклое стекло

— Стоп! — теперь просмотр остановил полковник. — Что скажешь об этой брюнетке в темных очках? Слишком много лишнего на лице.

— Половина баб в тонированных очках. Это сейчас модно. Я думаю, это иностранка. Возможно, журналистка. Одета со вкусом, но без показухи. Среди наших матрон я такой не знаю. Держится с достоинством, но не с надменностью, как наши куклы. Красива, элегантна и слишком заметна для воровки.

— Поехали дальше.

Вскоре в кадре появилась Анна Гурьева.

— Вот она! — воскликнул Скуратов. — Смотрите на сумочку. Мы такую же видели у Юлии Баскаковой, которая еще не вышла из туалета. На данный момент в дамской комнате находится девять женщин, в мужском — двенадцать мужчин. Теперь надо наблюдать за выходящими. Засекайте время. Анна должна зайти в кабинку, выпить, вырубиться, кто-то должен зайти в соседнюю кабинку, подлезть под перегородку, снять с нее гарнитур, убрать с него чип, потом спрятать бриллианты и уйти. Времени тоже зря терять не следует. Смотрим.

Пленку просмотрели до конца. Полковник вздохнул.

— Дербенев и Шатилов вышли через семь минут. Время подходящее. Но они не могли проникнуть в женскую половину, оставшись незамеченными. Сработала женщина. Другое дело, что она могла передать бриллианты этим прохвостам. Бросить сумочку или узелок в проходной комнате и спокойно уйти.

— Из женской комнаты через пять минут вышли три женщины и еще четыре чуть позже. Я знаю пятерых. Их можно допросить, но предупреждаю, язык за зубами они держать не будут. А реклама никому не нужна.

— Все это так, ребята, — скривил физиономию полковник, — но мы не стронулись с места ни на шаг. Вором мог быть любой. Работа пустяковая, если знаешь, что объект пристрастен к алкоголю и имеет в сумочке отравленное виски, а на бриллиантах прикреплен чип. Тогда все просто.

— Чип — вещь стандартная, — вмешался репортер, — сейчас многие ими пользуются. Но подсыпать зелье в алкоголь возможно только заранее. Где? Чтобы усыпить, достаточно иметь нужное зелье. Оно есть. Надо знать, кого усыплять. Если следовать версии банкира, жертву определили по одежке. В бриллиантах Анна впервые появилась в главном фойе. С этой секунды она превратилась в жертву, ее участь была решена. Как снять с нее драгоценности, решали экспромтом. Она могла и не пойти в туалет. Если ловушка строилась заранее, то надо было быть уверенным, что она туда пойдет. Муж мог ее не отпускать от себя.

— Сортир — идеальное место, — уверенно заявил полковник. — Надо помнить, что телохранители не спускали глаз с гарнитура, а снять его с живого человека непросто. О чипе тоже забывать нельзя. Его надо найти и выбросить. Я придерживаюсь мнения, что дамская комната входила в обязательную программу.

— Я с вами согласен, — кивнул репортер. — А теперь глянем на мои фотографии. Мне нужен компьютер.

— Компьютер в соседней комнате, — сказал оператор. — Там и принтер есть, можете распечатать свои снимки.

Команду Кулешова проводили в соседнее помещение. Он что-то шепнул на ухо майору, и тот вышел. Скуратов уже понял, от полковника полного откровения не добьешься, да и сам многого не договаривал. С другой стороны, ситуация складывалась таким образом, что без взаимопомощи им не обойтись. Скандал устраивал только светских львов, находящихся в состоянии вечной гонки за первенство и титулы на олимпе славы. Умудренные опытом в плане интриг, они понимали — подозревать можно всех и каждого, и если виновника ограбления найдут, то его сожрут свои же. Не за кражу, разумеется, а за то, что попался.

Скуратов сделал больше сотни снимков на ковровой дорожке возле здания, где пытались скопировать знаменитый «оскаровский» проход, и не меньше фотографий отснял в главном фойе.

— А вот и брюнетка в темных очках, — комментировал репортер. — Помните? Она заходила в туалет перед Анной. На этом снимке она сопровождает Константинеса, греческого магната. Он один из крупнейших владельцев яхт-клубов на Средиземноморье, обеспечивает яхтами сильных мира сего. Дает на прокат. У вас может не быть своей виллы в Каннах, вы берете яхту на прокат и проводите на ней свой отпуск, будто она ваша. Пускаете пыль в глаза. Потом яхту перекрашивают, меняют название, и она переходит в руки другого клиента.

— Значит, эта дама иностранка…

— Она может быть секретаршей или переводчицей. Видите, они поднимаются по лестнице. Женщина идет чуть позади Константинеса, отстает на шаг.

— Да, тут никого не заподозришь, имена у всех громкие.

— Да уж, Леонид Палыч, не со шпаной дело имеете. И допросить никого нельзя. О происшествии вся Москва будет знать через час, а остальной мир — через два.

— Ты говоришь, что яхты берут на прокат?

— Конечно. Вы знаете, сколько стоит стоянка и обслуживание судна? Не меньше миллиона евро в год. А пользуетесь вы ей две недели в сезон. И еще команду кормить надо.

— Я о другом. Бриллианты тоже могли взять на прокат. Их каждый день не надевают, а стоят они сумасшедших денег.

— Бриллианты не блекнут. Это вложение капитала. А яхты не вечны. Я с вами согласен, но не уверен, что Савелий Гурьев выложит перед вами карты на стол.