Читаем Сквозь волшебное кольцо полностью

Ну и гордилась наша парочка, Динни и Мэри, своим свадебным ужином, самым лучшим, самым богатым, самым веселым-развеселым, какие только видели зеленые горы Ирландии! Да им и было чем гордиться. Больше того, каждый ребенок тех гостей, которые побывали у них в ту ночь, рассказывал детям своих детей, кто украшал почетное место за столом на свадьбе у Динни Макдермота в ту ночь.

А когда пиршество закончилось и все прибрали, Рафтери поставил свой стул прямо на стол, в углу, сел, вскинул на плечо скрипку и провел по ней смычком. Все, кто были там, затаили дыхание: им послышалось в скрипке завывание ветра, и дыхание моря, и шепот банши под ивами, и жалоба бекаса на вересковой топи. Красота небес и одинокость болот звучали в ней, и свист черного дрозда, и песня жаворонка, и легкая поступь тысяч и тысяч фей, топот их маленьких ножек в ночной пляске до самой зари.

Подобно ветру средь камышей, его напев то падал, то убегал, увлекая за собой затаивших дыхание слушателей. И самая черная душа светлела, гордость уступала кротости, а суровость таяла как снег в мае. И не было никого среди них, кто, хоть раз услышав его музыку и подпав под ее сладостные чары, не пожелал бы навсегда остаться в их власти.

Но вот настала минута платить скрипачу за услуги, и тут Рафтери взял свою шапку и прошелся с нею по кругу, – ни один скрипач не делал этого прежде.

И что же, кто, покоренный его игрой, поклялся себе дать шестипенсовик, подавал шиллинг, а кто решился дать шиллинг, расщедрился на целую крону. И когда Рафтери обошел всех в доме, шапка оказалась полным-полнехонька, даже с верхом.

А после все до одного, – конечно, то еще действовали волшебные чары музыки, – трясли Динни руку, целовали Мэри в губки, просили господа бога благословить их брак и убирались восвояси. А за ними и Рафтери сунул свою скрипку под старую, уже почерневшую, зеленую куртку, пожал руку оторопевшему Динни, расцеловал Мэри и, поручив богу беречь их счастье, двинулся в путь. Оба лишь рты разинули, вытаращили глаза и не могли вымолвить ни словечка.

И только шапка старика, доверху набитая серебром, которая так и осталась на столе, вернула Мэри дар речи.

– Он забыл свою шапку с деньгами! – закричала она.

– Погоди, я сейчас его окликну! – сказал Динни, бросаясь к дверям.

Но не успел он там очутиться, как дверь раскрылась, и в дом вошел Пэт-коробейник со словами:

– Бог в помощь!

– Бросай свой мешок, Пэт, – кричит ему Динни, – скорей верни этого старика со скрипкой, которого ты только что встретил!

– Какого черта еще? – спрашивает Пэт.

– Да Рафтери! Рафтери! Ты сейчас встретил самого великого Рафтери! Он играл на нашей свадьбе и забыл свою шапку с деньгами. Беги за ним!

– Рафтери, – повторяет Пэт. – Ты что, спятил? Да его, Рафтери, могилу я помогал закапывать еще три недели назад, в графстве Голуэйском. Бедный скиталец!

– Да, Рафтери… – повторяет он про себя, печально качая головой, пока Динни и Мэри как громом пораженные застыли посреди комнаты. – Рафтери, нищий богач, который мог бы умереть богачом, а ушел на тот свет с тремя полупенсовиками в кармане, без целой рубахи на плечах. Рафтери! Тьфу, пропасть!


Что и говорить, Рафтери был не только скрипачом, – он был человеком, лучшим из лучших! Человеком и скрипачом. Никто, равный ему, не ступал еще по земле в кожаных башмаках, не было еще на свете сердца более щедрого, чем у него.

О! в его скрипке слышались завывание ветра, и дыхание моря, и шепот банши под ивами, и жалоба бекаса на вересковой топи. В ней звучали одинокость болот, и красота небес, и песня жаворонка, и легкая поступь тысяч и тысяч фей, топот их маленьких ножек в ночной пляске до самой зари.

Подобно ветру средь камышей, его напев то падал, то убегал, увлекая за собой слушателей. И самая черная душа светлела, гордость сникала, а самое жесткое сердце становилось мягким, как воск.

Со всех концов Ирландии стекались люди, чтобы услышать его скрипку, – слава его облетела каждую пядь земли между четырьмя морями. Люди забывали голод и жажду, жару и холод, пока звучала его чарующая музыка. В каждом уголке человеческого сердца отдавались звуки его скрипки. И хотя он легко мог бы сделаться самым богатым в своем краю, лучшей его одеждой так и оставалась потрепанная куртка.

Деньги он презирал. Только любовь. Любовь – единственное, что он знал и чему поклонялся. Для него она была всем на свете. Музыка, Красота и Любовь – вот его богатство, которое он оставил, уходя в могилу. Да, с тремя полупенсовиками в кармане, в драной рубашке на плечах, он умер богачом, наш Рафтери…


В старину говорили:

Восхвалять бога достойно, но мудрый не станет клясть и дьявола.

ТРИ МОНАХА-ОТШЕЛЬНИКА


В ТЕ ДАЛЕКИЕ времена, когда в Ирландии было много отшельников, три святых монаха, отвратившись от суеты мирской и пустой болтовни, решили покинуть свет, чтобы обрести покой, божественную тишину и отрешенность на уединенном острове Иниш Койл. Они выстроили себе из камня лачугу и там, в тишине, предавались посту, созерцанию и размышлениям.

Перейти на страницу:

Похожие книги

На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Проза / Классическая проза / Русская классическая проза / Сказки народов мира