Сквозь волшебную дверь. Мистические рассказы (сборник)

Подумайте, что делает Рид в своем романе. Он словно берет читателя за руку и уводит за собой в средние века, и это не обычные театральные декорации, этот мир дышит, люди, его населяющие, так же реальны и человечны, как пассажиры омнибуса{238} на Оксфорд-стрит{239}. Он переносит его в Голландию, показывает ему не только живописцев и бедняков, но и саму жизнь. Он ведет его вдоль длинного Рейна, этого спинного мозга средневековой Европы, знакомит с зарождением печатного дела, первыми ростками свободы, жизнью великих торговых городов Южной Германии, положением дел в Италии, артистическими мастерскими Рима, церковными институтами на заре Реформации. И все это изложено прекрасным ярким и живым языком и умещается в одной книге. Помимо широкой панорамы средневековой Европы, в романе показан и внутренний мир самого главного героя – Герхарда. Его возвышение, падение, возрождение и достойный жалости трагический финал делают этот роман поистине великим. Я считаю, что благодаря характерному для романа соединению широкого воображения и глубочайших познаний он стал неповторимым явлением нашей литературы. Чтобы лучше понять, каким образом Чарльз Рид добывал из грубой руды исторических фактов благородный металл, который переплавлял в словесную форму воображения, можно сначала прочитать автобиографию Бенвенуто Челлини, а потом уж взяться за картину средневековой жизни Рима, написанную Ридом. Прекрасно, когда писатель имеет достаточное усердие, чтобы добывать факты. Но дар умело использовать эти факты встречается намного реже. Точность, лишенная педантизма, – вот идеал, к которому должен стремиться сочинитель исторических романов.

Чарльз Рид – одна из самых удивительных фигур в нашей литературе. Ему почти невозможно найти соответствующее место. Его лучшие работы возносят его на самую вершину, а худшие – низводят до уровня пошлых суррейских мелодрам, но в лучших есть слабые места, а в худших – сильные. В шелковое полотно Рида всегда вплетены хлопковые нити, а в хлопковую пряжу – шелк. Но, несмотря на все недостатки, человек, написавший, кроме великого романа, о котором говорилось выше, «Никогда не поздно исправиться», «Чистоган», «Нечестная игра» и «Гриффит Гонт», достоин того, чтобы стоять в одном ряду с нашими лучшими романистами.

В книгах Рида я чувствую его сердце. Такого не встретишь больше ни у кого. Он по-настоящему любит своих героев и героинь и в той же степени ненавидит своих же негодяев. Это захватывает и заставляет читателя испытывать такие же чувства. Никто кроме него не говорил так тепло о душе и красоте своих героинь. Уметь нарисовать прекрасный и правдоподобный женский портрет – редкий дар… Особенно для писателей-мужчин. Если в литературе девятнадцатого века есть девушка прекраснее Джулии Додд, я не имел удовольствия с ней встречаться. Писатель, из-под пера которого вышел и столь тонкий и возвышенный портрет, и такие колоритные образы, как разбойники в «Монастыре и семейном очаге», имеет талант редкостный по своей широте. Перед Чарльзом Ридом я всегда готов снять шляпу.

VII

Хорошо, что волшебная дверь закрыта. За ней – наш полный забот мир с его надеждами и страхами, чаяниями и разочарованиями; мир, в котором болит сердце и не знает покоя разум. Но здесь, где вы, удобно устроившись на зеленом диванчике, осматриваете стоящие на полках длинные ряды молчаливых и добрых друзей, вас ждет спокойствие для духа и отдохновение для разума в обществе великих мертвых. Научитесь любить их, научитесь восхищаться ими; научитесь понимать, что означает знакомство с ними, ибо, пока вы этого не сделаете, величайшее утешение и успокоение, которое дает Бог людям, не осенит вас своей благодатью. Здесь, за волшебной дверью, вы найдете покой, здесь вы можете позабыть о прошлом, насладиться настоящим и приготовиться к будущему.