Сквозь волшебную дверь. Мистические рассказы (сборник)

Однако ничего не дается бесплатно, и мы платим страшную цену. Мифическому чудовищу каждый год нужно было приносить в жертву одну юную человеческую жизнь, мы же изо дня в день жертвуем своей империи цвет нашей молодежи. Эта мощная машина огромна и простирается на весь мир, но единственное, что может привести ее в действие, – жизни молодых британцев. Зайдите в любой из мрачных старинных храмов, оглянитесь по сторонам, на стенах вы увидите медные доски со странными названиями, названиями, которых люди, возводившие эти стены, никогда и не слышали, ибо в Пешаваре и Амбале, Корти и Форт-Пирсоне умирают наши юноши{496}, оставляя после себя лишь славную память да медные доски. Но если каждому погибшему возвести обелиск в том месте, где он пал, уже не нужно будет обозначать границы, ибо кордон из британских могил будет указывать на то, как далеко докатилась англо-кельтская волна.

И это, как и воды, соединяющие нас с остальным миром, тоже вселяет в наши сердца тягу к романтике. Ибо, когда у столь многих людей их любимые находятся где-то далеко за морями, под пулями горцев или среди малярийных болот, где смерть приходит неожиданно, а родина далеко, начинается общение, для которого не нужны слова, для которого не имеют значения расстояния, и происходят удивительные случаи, когда, благодаря сну, предчувствию или видению, мать узнает о смерти сына и успевает оплакать его еще до того, как приходит официальное известие о его гибели. Лишь недавно люди науки взялись изучать этот феномен и даже дали ему название, но что мы можем знать о нем, кроме того что несчастная душа, оказавшаяся в беде, может в мгновение ока перенести через десяток тысяч миль изображение своего страдания другой родственной душе? Я не стану отрицать, что в нас заложена такая способность, поскольку последнее, что сможет познать человеческий мозг, – это его собственные способности. И все же нужно быть очень осторожными с подобными вещами, поскольку мне известен по крайней мере один случай, когда то, что никоим образом не выходило за пределы законов природы, было принято за нечто совершенно сверхъестественное.

Джон Ванситтарт был младшим партнером фирмы «Хадсон энд Ванситтарт», которая занималась поставками кофе с Цейлона. По происхождению он на три четверти был голландцем, однако искренне любил все английское. Много лет я представлял его интересы в Лондоне, и когда в 1872-м он на три месяца приехал в Англию, чтобы отдохнуть, именно ко мне он обратился за рекомендациями, которые позволили бы ему повидать английские города и веси. Из моего кабинета он вышел снабженный семью письмами, и потом несколько недель из разных уголков страны я время от времени получал записки, из которых узнавал, как замечательно он ладит с моими друзьями. Потом до меня дошел слух о его помолвке с Эмили Лоусон, представительницей младшей ветви херефордширских{497} Лоусонов, и почти сразу после этого пришла весть об их женитьбе, ибо ухаживания путешественника не могут быть долгими, и уже близился тот день, когда ему нужно было отправляться в обратный путь. На принадлежащем фирме тысячетонном трехмачтовом барке{498} они должны были вместе вернуться в Коломбо{499}, и это плавание, в котором приятное соединялось с необходимым, обещало стать для них чудесным свадебным путешествием.

Для плантаторов, выращивающих на Цейлоне кофе, то были золотые дни, еще до того, как буквально за один сезон гнилостный грибок обрек всю общину на годы отчаяния, дни, которые закончились одной из величайших коммерческих побед, когда-либо одерживаемых мужеством и находчивостью человека. Не часто ведь случается так, чтобы людям после краха целой индустрии удавалось создать новую, не менее прибыльную. Теперь чайные плантации являются таким же памятником человеческой отваге, как Лев Ватерлоо{500}. Однако в 1872-м небо еще было чистым и надежды плантаторов были столь же велики и прекрасны, как склоны холмов, с которых они снимали урожаи. Ванситтарт вернулся в Лондон с молодой женой-красавицей. Я был представлен, мы пообедали вместе, и, поскольку дела и меня звали на Цейлон, было решено, что я поплыву вместе с ними на «Восточной звезде», отплытие которой намечалось на следующий понедельник.

Со своим партнером я увиделся снова в воскресенье вечером. Около девяти часов его провели в мою комнату, и с первого взгляда я заметил, что он не в духе и чем-то взволнован. Рука, которую он протянул мне для приветствия, оказалась горячей и сухой.

– Аткинсон, не могли бы вы дать мне лимонного сока и воды, – попросил он. – Чертовски хочется пить, к тому же, чем больше я пью, тем больше хочется.

Я позвонил и попросил слугу принести графин и стаканы.

– Вы весь горите, – заметил я. – И вообще неважно выглядите.

– Да, что-то мне нездоровится. Поясница разболелась, аппетит пропал. Это все Лондон – не привык я дышать воздухом, которым до тебя уже дышали четыре миллиона людей. – Он помахал перед лицом руками, как будто действительно задыхался.

– Ничего, море скоро поставит вас на ноги.