Читаем Сквозь время полностью

Я полюбил весомые слова,просторный август, бабочку на рамеи сон в саду, где падает травак моим ногам неровными рядами.Лежать в траве желтеющей у вишен,у низких яблонь, где-то у воды,смотреть в листву прозрачнуюи слышать,как рядом глухо падают плоды.Не потому ль, что тени не хватало,казалось мне, вселенная мала?Движения замедленны и вялы,во рту иссохло. Губы как зола.Куда девать сгорающее тело?Ближайший омут светел и глубок,пока трава на солнце не сгорела,войти в него всем телом до пределаи ощутить подошвами песок!И в первый раз почувствовать так близкопрохладное спасительное дно.Вот так, храня стремление одно,вползают в землю щупальцами корни,питая щедро алчные плоды(а жизнь идет!), — все глубже и упорнейстремление пробиться до воды,до тех границ соседнего оврага,где в изобилье, с запахами вин,как древний сок, живительная влагаключами бьет из почвенных глубин.Полдневный зной под яблонями таетна сизых листьях теплой лебеды.И слышу я, как мир произрастаетиз первозданной матери — воды.

1939

Взгляд в древность

Там — мрак и гул. Обломки мифа.Но сказку ветер окрылил:Кровавыми руками скифаХватали зори край земли.Скакали взмыленные кони,Ордой сменялася орда.И в этой бешеной погонеБоялись отставать года…И чудилось — в палящем зноеКоней и тел под солнцем медьНе уставала над землеюВ века событьями греметь.Менялось все: язык, эпоха,Колчан, кольчуга и копье.И степь травой-чертополохомПозарастала до краев.…Остались пухлые курганы,В которых спят богатыри,Да дней седые караваныВ холодных отблесках зари.Ветра шуршат в высоких травах,И низко клонится ковыль.Когда про удаль СтаниславаРучей журчит степную быль —Выходят витязи в шеломах,Скликая воинов в набег.И долго в княжеских хоромахС дружиной празднует Олег.А в полночь скифские курганыВздымают в темь седую грудь.Им снится, будто караваныК востоку держат долгий путь.Им снятся смелые набеги,Стенанья, смерть, победный рев,Что где-то рядом печенегиСправляют тризны у костров.Там — мрак и гул. Обломки мифа.Простор бескрайний, ковыли…Глухой и мертвой хваткой скифаХватали зори край земли.

1937

«Когда умру, ты отошли…»

Когда умру, ты отошлиписьмо моей последней тетке,зипун нестираный, обмоткии горсть той северной земли,в которой я усну навеки,метаясь, жертвуя, любявсе то, что в каждом человекенапоминало мне тебя.Ну а пока мы не в уронеи оба молоды пока,ты протяни мне на ладонигорсть самосада-табака.

Что значит любить

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное