Читаем Сквозь время полностью

Внизу беспокойный лежит океан.Холодный,   туманный     и темный.В суровые северные краяТрое летят спокойно!«Трое отважных.Простых людейЛетят туда днем и ночью»… —Отец читает,А сын скорейСам птицу увидеть хочет.Но папа «спи» говорит ему,Укрыл одеялом спину.Сын погружается в тишину,Мечтанья приходят к сыну.А ночь каспийская.И месяц здесьВ окне нарисован тонко.Так сын засыпает,И сном этим весьОкутан русый мальчонка.СнитсяНевиданный звездолет,А воздух прозрачный, чистый.Он смотрит и видит:Трава растет,Земли отраженье ищет.Летит, улыбаясь близкой луне,Сквозь сон этот милыйИ сладкий.И думает:«Может, придется мнеМир облететь без посадки?»

1938

Футбол

И ты войдешь. И голос твой потонетв толпе людей, кричащих вразнобой.Ты сядешь. И как будто на ладонибольшое поле ляжет пред тобой.И то мгновенье, верь, неуловимо,когда замрет восторженный народ, —удар в ворота! Мяч стрелой и… мимо.Мяч пролетит стрелой мимо ворот.И, на трибунах крик души исторгнув,вновь ход игры необычайно строг…Я сам не раз бывал в таком восторге,что у соседа пропадал восторг,но на футбол меня влекло другое,иные чувства были у меня:футбол не миг, не зрелище благое,футбол другое мне напоминал.Он был похож на то, как ходят тенипо стенам изб вечерней тишиной.На быстрое движение растений,сцепление дерев, переплетеньеветвей и листьев с беглою луной.Я находил в нем маленькое сходствос тем в жизни человеческой, когдаидет борьба прекрасного с уродствоми мыслящего здраво   с сумасбродством.Борьба меня волнует, как всегда.Она живет настойчиво и грубов полете птиц, в журчании ручья,определенна,   как игра на кубок,где никогда не может быть ничья.

Почти из моего детства

Я помню сад,круженье листьев рваныхда пенье птиц, сведенное на нет,где детство словно яблоки-шафраныи никогда не яблоко-ранет.Оно в Калуге было и в Рязанитаким же непонятным, как в Крыму:оно росло в неслыханных дерзаньях,в ребячестве, не нужном никому;оно любило петь и веселитьсяи связок не жалеть голосовых…Припоминаю: крылышки синицымы сравнивали с крыльями совыи, небе синее с водою рек сверяя,глядели долго в темную реку.И, никогда ни в чем не доверяя,мы даже брали листья трав на вкус.А школьный мир? Когда и что могло бысоединять пространные пути,где даже мир — не мир, а просто глобус,его рукой нельзя не обхватить…Он яблоком, созревшим на оконце,казался нам,на выпуклых боках —где родина — там красный цвет от солнца,и остальное зелено пока.

Август, 1939

В поезде

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное