Сквозь всю блокаду

«Мы думали, — позже показал пленный санитар Ганс Петерс, — обычный огневой налет. Думали, что вот-вот перестанут. Но огонь усиливался. Солдаты стали нервничать. Потом все забрались кто куда мог. Ефрейтор Ламберг Буути закричал: „Я был во многих походах, но такого грохота не слышал“».

В 9.30. утра прокатился над Невой неистовый гром орудий. Все системы заговорили сразу.

Час настал!..

В ураганный гул канонады вступил шум многих моторов — из-за стены дыма появились фашистские самолеты. Бомбами и пулеметным огнем немецкие пилоты хотели было сорвать работу артиллеристов. Внезапно шум моторов утроился, и, опрокинутые нашими истребителями, несколько самолетов рассыпались на части. Остальные фашистские штурмовики покинули поле боя — с этой минуты в небе стала господствовать наша авиация. Ее бомбовые удары были слышны за десяток километров вокруг.

На невский пустынный лед вступили наши легкие танки и наша пехота. Широким фронтом между двумя берегами загремело «ура» — Нева была форсирована решительно, я бы сказал, стремглав. Поддержанные огневым валом, одетые в маскировочные халаты, стрелки, моряки, саперы, связисты, автоматчики, минометчики карабкались на высокий, яростно обороняемый врагом берег.

Участок Невы по всему фронту наступления был уже всецело в наших руках. По льду переправилась артиллерия и прокатились новые волны пехоты.

Люди были злы, вдохновенны, неустрашимы…

В освобожденном через пятнадцать минут после начала штурма населенном пункте Марьино и в Пильной Мельнице выставляются палатки, дымят походные кухни. Немногие оставшиеся здесь, в прежде густонаселенном районе, дети и женщины рассказывают бойцам обо всем пережитом.

Один-единственный сарай сохранился на месте когда-то богатой деревни Марьино.

К Ленинграду, пройдя наконец Неву, под конвоем идут пленные гитлеровцы. Давно, но совсем иначе надеялись они попасть туда. Вид их жалок и омерзителен.

Среди них Франц фон Гюльтенфельд, сын прусского помещика, владельца шестисот гектаров земли, сотен лошадей и коров. В Германии в рабство этому гитлеровцу отданы двадцать пленных красноармейцев и десять русских женщин.

Только что окончился допрос, на котором сей пруссак угрюмо сказал: «Мы думали, что настал конец света. Нам твердили, что советской авиации больше не существует. Но вчера мы увидели совсем другое. Земля непрерывно дрожала от бомб и снарядов. Больше половины наших было убито или засыпано землей. На минуту стало тихо. И сразу же мы были окружены вашими!»

Я пишу это в землянке под немолчный грохот орудий в ночь на 14 января 1943 года. Наступление продолжается. Блокада будет прорвана. Мы все это знаем!..

Через Неву

Два-три дня назад в этом лесу находился ВПУ. Сегодня последней уехала телефонная станция, смонтированная в автомашине. Два-три дня назад все дороги были запружены транспортом, шедшим к Неве. Сейчас дороги свободны, и навстречу попадаются только грузовики с трофеями да группы пленных. От передовых, продолжающих вести бой, частей до последней тыловой канцелярии армия передвинулась вперед, все — в наступлении.

Мороз градусов двадцать пять, встречный пронзительный ветер. Мы мчимся в открытом «пикапе» в освобожденный от врага Шлиссельбург. Густой лес, украшенный поблескивающим на солнце снегом, становится реже: все больше раскромсанных снарядами деревьев, все больше безжизненных прогалин, на которых, из-под снега торчат только изглоданные, расщепленные пни. Вот, Черная речка, текущая в глубоком овраге к недавнему переднему краю. Ее берега похожи на черный покинутый улей: землянки, блиндажи, дзоты пусты. Весь снежный покров вокруг — в темной сыпи от разрывов мин, прилетевших из-за Невы. Чем ближе к Неве, тем хаотичней и неприютней пейзаж: все изрыто, измято, — искромсано. На ум невольно приходит сравнение со следами черной оспы. И дорога, по которой мчится «пикап», выедена по краям воронками, — эта страшная сыпь уже медленно затягивается свежим, девственно чистым снежком. Мороз крепчает, дали туманны; красный, резко очерченный шар солнца бежит над распяленными деревьями параллельно машине. Его багровые лучи выхватывают из белесой дымки то снежный купол опустевшего дота, из узеньких амбразур которого уже не глядят стволы орудий, то ряды безлюдных траншей, то провалы в мертвых стенах, — здесь когда-то высились трехэтажные кирпичные здания.

Вот он, передний край: первая береговая линия траншей, разбросанные в мгновение перед атакой рогатки колючей проволоки, пулеметные гнезда с устремленными на Неву бойницами, перекрытия наблюдательных пунктов. Перед ними — круто обрывающийся берег реки, окаймленный, насколько может увидеть глаз, черной пятиметровой полосой — следом гигантского взрыва, прогрохотавшего за несколько минут до атаки перед всей линией фронта. Когда полки готовились выскочить из траншей, чтобы стремительным броском форсировать ледяное пространство Невы, был дан сигнал, по которому все минные поля перед нашим передним краем были одновременно взорваны. Последними перед началом штурма дали одновременный залп «катюши».