Я хотела запульнуть телефон под ноги зрителям, но в этот момент один из ассистентов поймал меня на месте преступления и, взяв под руку, повёл обратно в центр событий. И единственное, что я успела, это положить телефон на бордюр между ареной и зрительным залом.
За это время практически все присутствующие успели обнять маму, выразив ей свою радость. Осталось лишь несколько бедолаг, которые, как и я, страшились подойти к женщине, возможно, вернувшейся с того света. И я заметила, что мамины волосы, ещё некоторое время назад бывшие совсем седыми, почти полностью приобрели свой прежний каштановый цвет.
Рядом со мной снова появился Ромка.
– А мне обязательно её целовать? – наклонившись к самому моему уху, прошептал он.
– В принципе, нет, – пожимая плечами, ответила я. – Она ведь не твоя мать. Но ведь кругом камеры! На нас сейчас в прямом эфире смотрит вся страна. И поэтому нельзя просто подойти к человеку, который отсутствовал целую неделю, и сказать ему «Привет!», словно вы только вчера расстались и сегодня снова увиделись как ни в чём не бывало. Поэтому, думаю, ты можешь лишь прикоснуться к её щеке своей щекой, и этого будет достаточно. Зато зрители будут в полном восторге.
– Так и сделаю, – вздохнув, сказал Роман и направился к моей матери.
И я видела, как Ромка подошёл к маме и, слегка приобняв её за плечи, коснулся её щеки, после чего, не задерживаясь и ничего не говоря, сразу же отошёл в сторону. Я же тут же поспешила протиснуться ближе к Роме.
– Ну как? – нетерпеливо спросила я.
– Нормально, – со вздохом облегчения ответил Ромка. – Только кожа у твоей мамы такая горячая, будто она только что из сауны вышла!
– Странно, – удивлённым голосом произнесла я. – Сколько себя помню, кожа у моей мамы, наоборот, всегда была прохладной. Даже в летнюю жару. Ох, что-то здесь не так!
А тем временем мама продолжала идти вперёд, приближаясь всё ближе и ближе ко мне. А следом за ней все телекамеры также стали двигаться в мою сторону. И я поняла, что час испытания пробил.
Бог мой! Если бы я только могла сейчас сбежать, то непременно бы сделала это. Я совершенно не хотела здесь находиться и уж совсем не горела желанием общаться со своей мамочкой, которая, похоже, вернулась с того света. А вдруг это вообще не она? А её призрак? Хотя вряд ли призраки бывают горячими. Или она превратилась в зомби?
Ох, страшно-то как! Если бы не эти проклятые камеры, я бы потихонечку смылась отсюда, пока не станет ясно, действительно ли моя мама вернулась или же это какой-то трюк. Но если я сейчас убегу при всём честном народе, то это будет такой позор, что я вовек не отмоюсь. Весь мир увидит, как единственная дочь отказалась обнять свою мать, когда та чудесным образом возвратилась к своей семье. Ой, лучше бы она не возвращалась! Только не так! И не сегодня!
И вот все объятия и поцелуи от знакомых и родственников закончились, и осталась одна я.
Мама медленным шагом подошла ко мне, но на лице её не было ни тени радости или грусти. Она шла так, словно только что вышла из комы и ещё не окончательно разобралась в том, где находится и что с ней произошло. Её лицо оставалось неподвижным, словно представляло собой восковую маску, а волосы потихоньку начали темнеть. Теперь уже не вся мамина голова была седой, а лишь отдельные участки волос на висках.
Я же перестала дышать. Мне было так страшно, что, казалось, даже сердце перестало колотиться. Я боялась, что не сдержусь и завизжу прямо на глазах у всех этих людей, которые сейчас находились в зале. Прямо перед прицелами телекамер буду стоять и визжать, пытаясь выплеснуть в звуке все свои эмоции.
Но ни сбежать ни завизжать я не успела. Мама подошла ко мне вплотную, и все телекамеры обступили нас плотным кольцом, отрезая пути к отступлению.
Я посмотрела в глаза своей матери, надеясь увидеть в них что-то знакомое, родное, что приободрило бы меня, придало сил и позволило поверить в то, что передо мной сейчас действительно стоит мама, женщина родившая и вырастившая меня. Но я не увидела ничего. Глаза мамы были по-прежнему мутно-зелёного цвета, но в них не было ни искры жизни, ни света любви, словно они были стеклянными.
Я надеялась, что мама что-то скажет или хотя бы проявит инициативу, попытавшись обнять меня, чтобы снять напряжение, сковавшее сейчас все мои мысли и мышцы тела, но она ничего не говорила и ничего не делала.
А в зале воцарилось зловещая тишина. Все сосредоточено ждали моей реакции, надеясь, что я вот-вот брошусь матери на шею и со слезами радости буду повторять слова любви, поэтому нужно было что-то сделать.
– Привет! – хриплым голосом произнесла я, делая шаг навстречу матери.
После чего я прикоснулась своей щекой к щеке матери и почувствовала, что она уже не такая горячая, как говорил Роман.
– Я очень рада, что ты вернулась, – добавила я, попытавшись улыбнуться.
– И я рада, – ответила мама, и все присутствующие бурно зааплодировали при этих словах.