Сквозная линия

— Да какая медачь, Жень? Одно название! Почетный знак это. Она маленькая была, ей заморочили голову-то — медаль, медаль! Это она сама тебе рассказала? Во болтушка! У нас убийство в доме было, старушку топором зарубили. Фоторобот развесили, всех соседей собрали, инструктировали, если похожего увидят, чтоб сообщили. А у нас отделение милиции — во дворе. Ну моя и увидела — мужик в шапке мерлушковой, сразу побежала, его тут же и повязали. Оказалось, племянник старухин. Они и так на него думали, а тут он сам пришел, Надька-то его по фотороботу вычислила. Она очень приметливая. Да и удачливая — ей все в руки идет.

— И сын ваш такой же?

— Какой сын? — удивилась Анна Никитишна — Нет у нас никакого сына.

— Как же? А Юра? Она все про своего старшего брата Юру рассказывает — еще более удивилась Женя.

Анна Никитишна налилась краской, свела брови, и сразу стало видно, что не зря ее в этом самом УПДК держат.

— Ну, паршивка! Так это она по двору разнесла, что у нее брат? Соседкам много не надо, слух пустили, что у Кольки моего где-то на стороне сын есть. Вот оно откуда пошло! Ну, Женя, ну я ей задам!

И она закричала зычным голосом:

— Надька! Беги сюда!

И Надька услышала, и сразу же побежала, и ребята за ней. Они неслись в горку, дорожка была скользкая, не просохшая после длинных дождей, и видно было, что Гришка упал и подшиб Петю, и они барахтались на мокрой траве, а Надька бежала со всех ног.

Но тут из-за угла вывернулся автобус, и хотел мимо остановки промахнуть, но Анна Никитишна замахала кулаком, дверца передняя открылась, и она впихнулась туда вместе со своими сумками, и, обернувшись к Жене, крикнула:

— Мы в ту субботу с отцом приедем, он с ней разберется, с паршивкой… врать… врать моду взяла!

Прибежавшая Надька увидела отъезжавший автобус и заплакала — в первый раз за две недели увидела Женя девчачьи слезы — с мамой не попрощалась. Она не знала, что ее ждет впереди.

Женю разбирал смех. Она обняла Надьку:

— Ну не реви, Надюша. Видишь, как сегодня автобусы ходят, без расписания — тот совсем не пришел, а этот раньше времени.

Теперь Женю интересовал один-единственный вопрос, вернее ответ: что там на задах огорода, есть ли эта самая проплешина, о которой говорила Надька?

— Идем, покажешь, где у вас на огороде земля от лучей выгорела?

— Конечно, покажу, — Надька взяла Женю за руку. Рука у нее была мягкая, пухлая, приятная на ошупь. Они вернулись к дому, не входя на террасу, прошли на зады, где огород сам собой переходил в поле, потому что забор зимой повалился, и Николай не успел его поднять из-за того санатория.

Сначала Женя подумала, что это просто канализационный люк с обыкновенной чугунной крышкой. Потом поняла, что эта площадка раза в два больше. А вглядевшись, заметила, что нет там никакого шва в середине: действительно вроде чугуна, даже и поблескивает, а потом светлеет, с краю же этой спаленной земли прорастают травки, тонкие, бледные, по одной, а потом трава густеет и переходит в травяные заросли, которые давно пора бы скосить. Женя постучала ногой, обутой в резиновый сапог, — ну, может не чугун, а асфальт. Потом села в серединке круга и попросилa еще раз рассказать, как это было. И Надя с охотой пересказала свой рассказ и показала, откуда появилась летающая тарелка, где развернулась, как зависла и куда убралась.

— А лучи вот тут как раз и сошлись, где эта плешка. — Надька сияла своим чудесным лицом и радовалась, и излучала святую истинную правду Женя помолчала, помолчала, прижала к себе Надьку и, пригнувшись к ее уху, тихо, чтобы не слышали мальчишки, спросила:

— А про брата Юру наврала?

Надькины карие глаза остановились, как будто покрывшись пленкой. Рот чуть-чуть открылся, и она судорожно всунула между губами почти все кончики пальцев и начала их мелко-мелко грызть. И тут испугалась Женя:

— Надечка, ты что?! Что с тобой?

Надя уткнулась и лицом, и всем своим мягким и плотным телом в Женин сухой бок. Женя ее гладила по коричневой густоволосой голове, по толстoй шелковой косе, по гладкой, под грубым плащом вздрагивающей спине:

— Ну девочка, ну Надечка, ну что ты?

Надя оторвалась от Жени, сверкнула черными ненавидящими глазами:

— Он есть! Он есть!

И горько заплакала. Женя стояла на чугунке, прожженной лучами летающей тарелки, и ничего не понимала.

Конец сюжета.

3. Конец сюжета