Сквозняки закулисья

В глазах зарябило от мелкого шрифта плакатного «К гражданам России», подписанного Ельциным, Силаевым и Хасбулатовм, от Лужковского «Обращения мэра Москвы к гражданам столицы», от «Указа» и «Пресс-конференции Бориса Ельцина». Впервые в советской официальной истории газету делали «по телефону» и доставили из Ленинграда в Москву, как «Искру» времен революции. Еще один листочек оказался «Сообщением Станкевича по внутреннему радио дома Советов 20 августа 1991 года около 18.00». Там тоже было много ошибок и опечаток, но главное заключалось в информации, – некоторые подробности предательства по отношению к законной власти с именами и хронологией по минутам. Заканчивалось это сообщение призывом «всех к мужеству, терпимости и по возможности предотвращения любых форм насилия», а также словами, которые 70 лет были под запретом в Советском Союзе, – «Да поможет вам Бог!», – впервые после 17-го года с заглавной буквы.

Павел впился глазами в нечеткую фотографию танков на фоне собора Василия Блаженного, и по телу пробежала дрожь. Точно такая же дрожь, испугала его, когда увидел танки Таманской дивизии, которые окружили здание Белого дома на Краснопресненской набережной. Все ждали арестов и репрессий. Все средства информации были блокированы путчистами, – телевидение демонстрировало историю победившей Одилии, «Радио России» прекратило вещание, «Эхо Москвы» вообще арестовали, и оно выходило в эфир подпольно. По улицам все ходили с радиоприемниками, ловили забугорные «голоса» и делились последними новостями: шахтеры объявили политическую забастовку. Все боялись и ждали боя. Никто не сомневался, что жатва будет кровавой. Но чувство восторга на предстоящем «пире во время чумы» объединяло и сплачивало. Долой серую, будничную, размеренную жизнь! Пульс истории грохотал в висках и гнал на строительство баррикад.

Павел улыбнулся, – сразу после отправления поезда он тут же поехал домой в маленький арбатский переулок, но не отсиживаться, как обещал Ирине. Он затолкал в рюкзак все съестные запасы из холодильника, залил кипятком термос, сгреб йод с бинтами и проходными дворами стал пробираться к «Белому дому». По дороге встречались такие же люди – с глазами, горящими уверенностью в том, что это «последний решительный» бой для обретения подлинной свободы.

Это была сама история! Не в замшелых учебниках и энциклопедиях, а живая, горячая, человеческая. И проходила через сердце каждого, кто был полон решимости защищать ее и будущее своих детей. Наверное, так себя чувствовали участники штурма Берлина. Остановить этих людей, могла только пуля. Первые российские кооператоры гнали в центр машины с продовольствием и медикаментами, везли железобетонные балки для баррикад.

А потом в тоннеле пролилась кровь. Павел опустил голову. Что же случилось с его жизнью за эти 10 прошедших лет? Почему все так повернулось? Деньги, деньги, деньги… Но ведь было же!? Мы обещали себе не забыть трех мальчиков, погибших той страшной ночью. А уже через год глухие слухи из героев сделали этих ребят неудачниками. Случайная, как оказалось, гибель их, успешно разыгранная политиками новой России, стала шестеркой, бьющей туза. Но тогда вся страна рыдала, припав к телеэкранам. Траурная трибуна, приспущенные флаги, щиты, которыми соратники прикрывали президента…

Седой богатырь – первый российский Президент – яростно разил врагов демократии и – по совместительству – своих собственных, как потом выяснилось. Это было сильно! И очень похоже на жизнь. Стране, которую лишь недавно разбудили от спячки, все было внове. За считанные годы мы прожили несколько веков. Стремительность, с которой проносились события, нельзя даже сравнивать со сменой времен года.

Да, с седым богатырем сильно ошиблись. Неудивительно, что теперь мы – смертельно уставшая нация. Когда много потрясений, чтобы сохранить себя от них, защищаются безразличием. Ленивый русич попервоначалу изо всех сил отказывался понимать, что происходить в его стране. А в стране раскручивался центробежный маховик. И из нее, как протуберанцы из солнца, с треском и грохотом отлетали бывшие друзья-колонии. Павел пытался вспомнить своих многочисленных друзей-приятелей из бывших республик.

Люди вычеркивали проверенные отношения навек – безжалостно и показательно. Как же это было страшно. Первыми выдрали свои печенки прибалты. Они стряхнули нас, как пыль с несезонной обуви, и пали ниц перед Европой: пустите нас, мы – ваши, а эти – СССР – завоеватели. SOS! – орали они на трех языках. И не могли не быть услышаны. Справедливости ради, – Павел тут же поправился, – надо заметить, что теперь они цапаются друг с другом. Инерция склоки велика: пожирательная сила не успокоится, пока и самое себя не сожрет. Мал клоп, а другого считает еще меньшим и норовит покусать. Жалел ли он о потерянных дружбах? Тогда – да, а теперь – нет. Каждый получает свое.