Несколько мгновений Тёма молчит, явно обдумывая мои слова, а потом неожиданно спрашивает:
– А когда ты смотришь на меня, у тебя есть какие-то эмоции?
– Да, – отзываюсь тихо. – Конечно.
Отчего-то некстати подмечаю, что у него просто до безумия красивые губы. Мягкие, чувственные и, наверное, даже слишком пухлые для мужчины. Мои собственные, если их не красить, выглядят как тонкая нить, а вот Соколова природа одарила поистине выдающимися чертами.
Интересно, он уже целовался с кем-нибудь? Обычно мы все друг другу рассказываем, но я допускаю, что некоторые особо пикантные моменты Тёма мог утаить. В конце концов, он – мальчик, а я – девочка. Рано или поздно между нами появятся запретные темы.
– У меня есть идея! – внезапно друг вскакивает с кровати и, приблизившись к своему письменному столу, достает из ящика пару листов А4 и простой карандаш. – Нарисуй, что чувствуешь, глядя на меня.
– М-м-м… В смысле портрет? – принимаю из его рук бумагу.
– Нет, образы, которые приходят в голову. Ну вот то, о чем ты только что говорила.
В глазах друга горит озорной огонек предвкушения, а я впадаю в легкий ступор:
– Что, прямо сейчас?
– Ну да, а чего тянуть? – подначивает Тёма. – Вот он я, весь к твоим услугам.
Парень снова откидывается на подушки, демонстрируя себя во всей красе. Пепельные вьющиеся волосы, васильковые глаза, прячущиеся под тенью густых ресниц, резко очерченный подбородок и по-модельному выдающиеся скулы – кажется, еще немного, и Соколов начнет коллекционировать разбитые девичьи сердца. С такой внешностью у него нет других вариантов.
Именно это транслируют мне органы зрения, однако сердцем я вижу совсем иное. Передо мной вовсе не дерзкий красавчик с серьгой в ухе, а все тот же мальчишка из беззубого детства, с которым мы вместе поедали конфеты с коньяком в надежде хоть немного опьянеть. Уютный, родной, близкий. Умеющий рассмешить даже в самую грустную минуту. Как и я, трепетно оберегающий тепло нашей дружбы.
И тут внезапно, будто из резко включенного душа, меня обдает вдохновением. Хватаю карандаш и принимаюсь быстро-быстро водить им по бумаге, торопясь выплеснуть наружу наводняющие сознание образы. В моменты просветлений не нужно заботиться о технике – муза все сделает сама.
Спустя пару минут скрупулезной сосредоточенности я наконец выпускаю карандаш из рук и, чуть отклонившись назад, принимаюсь оценивать результаты своего творческого порыва.
Вышло прикольно, хоть и довольно просто. Красиво. И даже со смыслом.
– Ну как? Готово? – любопытствует Соколов.
– Вроде да, – протягиваю ему лист. – Только не смейся.
Несколько секунд Тёма пристально пялится на мой рисунок. Его лицо абсолютно нечитаемо, будто он тотально погрузился во вселенную, кусочек которой я попыталась изобразить.
– Круто, – нарушая затянувшуюся тишину, говорит друг. И его голос отчего-то звучит хрипло.
– Ты понял, о чем это? – спрашиваю я, жадно ловя малейшие оттенки его реакции.
– Да, – он наконец вскидывает на меня взгляд. – Я же сказал, я помню абсолютно все.
Глава 9. Осень 2015
– Хватит дымить, Соколов! – бесцеремонно выдергиваю изо рта друга только что подожженную сигарету. – Тут полно учителей! Хочешь в первый же учебный день словить нагоняй?
Тёма выше меня на полторы головы, поэтому для того, чтобы атаковать его строгим обличительным взглядом, мне приходится нехило так задрать подбородок.
– Расслабься, малая, – он невозмутимо достает из кармана пачку и, открыв ее, лениво цепляет губами еще одну сигарету. – Десятый класс. Сейчас учителей интересует только то, как мы в итоге сдадим ЕГЭ. Время воспитания безвозвратно упущено.
– Скажи это своей класснухе, когда она поднимет жуткий ор, – ерничаю я.
– С Борисовной все на мази, – он выпускает в воздух облачко молочного дыма и нахально мне подмигивает. – Я ей тот фикус из дома притащил, она мне по гроб жизни обязана.
М-да, Тёма, как истинный дьявол, знает слабые точки людей и умело на них надавливает. Подогнать редкий вид фикуса повернутой на растениях биологичке – гениальный ход.
Недовольно фыркнув, скрещиваю руки на груди и подхожу поближе к небольшой сцене, где завуч по воспитательной работе отчитывает какого-то нерадивого школьника, который, судя по ее бурной жестикуляции, не туда поставил микрофонную стойку. Раньше я обожала линейки в честь первого сентября, но сейчас чувствую легкую апатию и острое желание зевнуть. Возможно, причиной тому тридцатиградусная жара, из-за которой блузка противно липнет к телу. Ну или то, что за десять лет учебы колокольный перезвон «первого» звонка уже успел набить оскомину.
– Это он! Артём Соколов! Смотри, какой сасный*! – слуха касается громкий шепот, и я спешу повернуться к источнику звука.
В паре метров от меня стоит группка хихикающих девчонок. На вид девятиклассницы, ну или около того. Сбившись в кучку, они переминаются с ноги на ногу и кидают на Соколова полные обожания взгляды.
– Он тако-о-й высокий, – с придыханием тянет худосочная блондиночка в белых гольфах.
– И улыбка просто отпад, – подхватывает ее рыжеволосая подруга.