Слабое место жесткого диска

Квартира моя, тихая, непривычно чистая и отрешенно-пустая, встретила нас совершенно спокойно и безэмоционально, как и положено квартире. Валентина Павловна молчала и думала о своем; совершенно автоматически она приняла от меня ручку и листок, на котором, пока я ставил чай, записала-таки номера «Волги» и «Лендровера».

– Ты знаешь эти машины? – спросил я, внимательно на нее глядя и чувствуя сквозящую в своем взгляде и выражении лица озабоченность.

– Знаю «Лендровер», – сказала она, отвернувшись от меня и продолжая о чем-то скорбно размышлять. – Это машина Хлыща. Он всегда ездит сам, без шофера. Но с ним обычно двое-трое ребят.

– Валентина, очнись, – жестко сказал я, понимая, что ее сомнамбулическое состояние продиктовано усталостью и нервозностью. – Нам нужно поговорить, прежде чем ты ляжешь спать.

– Спать? – спросила она, уставившись на меня с удивлением и непониманием; мысль о сне в таком положении, когда неудавшаяся попытка убийства могла повториться еще раз, и в любой момент нас обоих могли настигнуть злые киллеры, ей, кажется, в голову не приходила.

– Да, спать. Тебе необходимо отдохнуть.

– Ну да, – кивнула она, подумав, и я невольно залюбовался ее усталым изяществом. – Ты прав.

– Тогда садись на диван и рассказывай мне все, чтобы, пока ты спишь, я смог хорошенько обдумать, как нам сейчас действовать.

– Кажется, о пропаже товаров и денег договорились Паша и его друг из Красноярска – Курилов. Они хотели пошатнуть авторитет Огородникова-старшего у остального руководства – Глебова и некоторых других людей, о которых я сама толком ничего не знаю. Далее планировались еще несколько акций того же рода. Но если машины с товаром, скорее всего, осели где-то в Красноярской области, то деньги исчезли сам знаешь, как. Ничего не могу сказать о причастности к убийству Павла Петровича самого Курилова, но, как мне кажется, это не мог быть он.

– Почему?

– Потому что убить в такой ситуации – значит подставиться. Он успел смотаться из города быстрее, чем Папаша принял меры по его задержанию. Конечно, тут же из Красноярска пришли соболезнования, и уже через несколько часов оттуда прилетел официальный представитель Красноярской группировки, от отца Курилова. У них был конфиденциальный разговор, хотя Гановер там присутствовал… До чего они там договорились, я не знаю… Хотя Огородников оттуда вышел багровый, а Гановер и красноярский дипломат – белые. Может, уже развязана война между группировками? Они же друг другу доверять не могут! – В голосе ее яркая досада смешалась с волнением.

– Тебе это не нравится? – отреагировал я.

– Это неэффективно. Европейские формы работы и организации этой работы куда лучше. И пусть никто мне не говорит, что у нас в стране по-другому нельзя – все можно! Я же работала… Ладно, хватит. Ты меня конкретно спроси, чего тебе интересно.

– Как и что ты узнала такого, что тебя решили нейтрализовать?

– Ты представь себе ситуацию. – Она в задумчивости потерла ладонью лоб. – Сейчас подозревают каждого. В любой момент может взорваться бомба. И тогда все кинутся перегрызать друг другу глотки. Ты даже не представляешь, чем это чревато. А они это понимают. И хорошо, даже слишком хорошо. Поэтому и для красноярских, и для наших гораздо выгоднее, чтобы нашелся, и как можно быстрее, человек со стороны, который за все это отвечает… А я подошла на эту роль идеально. А, кроме того, Огородников внезапно прознал о моей осведомленности в его делах.

– Какой осведомленности? Откуда она бралась?

– Да у них все собрания, решающие разговоры проводились на моей базе, в помещениях, нередко с девочками. Разумеется, при них они болтали, особенно не стесняясь. А молодые, типа Паши, так и кидали понты: мол, вот какой я крутой. А девочки все это обсуждают. Я запретила им выносить мусор из избы, они строго наказывались за разглашение… но я-то могла спросить в любой момент. И всегда получала правдивый ответ. Да и сам Папаша…

– Сам Папаша? – почему-то удивился я, причем довольно глупо. Разумеется, Огородников пользовался своим положением, чтобы спать с кем ему вздумается и когда захочется из массажного салона; спал он, конечно, и с «Наташей».

– Он мужик самоуверенный, – покачала головой Валентина, вспоминая что-то из своей практики. – На женщин обращает внимание исключительно по определенному поводу. В делах их совершенно не представляет никем, кроме секретарш. Кем, собственно, я и была для него все пять лет. Обыкновенной помощницей. Конечно, с удовольствием выполняющей его прихоти и вполне естественные требования. А разомлевший мужик на любые откровения способен… Тем более мужик самоуверенный.